Возможно, я бы проглотил столь циничную фразу. Здесь в Омнеотроне изначально складывалось презрительное отношение к нам со стороны внешников. Сделать ничего я тоже не мог: рабочие считают нормальным, что их товарищи порой гибнут в аномалиях. Что мне, идти их агитировать? Во–первых, на это нужно много инфузии, да и харизма нужна, которой у меня не так много. А во–вторых, заводская охрана тоже не дремлет: вон какие откормленные ребята торчат на краю поля! Мне ли воевать со своей хлипкой защитой, я ведь одет не в экзоскелет и даже не в бронекостюм. Моментально в дуршлаг превратят!
Но тут я увидел такое премерзкое зрелище, которое решило дальнейшую судьбу и мою, и всего завода. Неизвестно откуда появившаяся кучка парней, затянутых в чёрную кожу, тащила к краю поля упирающуюся рыженькую девушку–работницу. Она, отбросив корзину для сбора анобразов, извивалась и пыталась укусить одного из обидчиков. Я заметил в руках парней плети, свитые из колючей проволоки.
— Садисты пожаловали, — безучастно прокомментировал появление парней Декапр. — Пойдём быстрее отсюда, а то сейчас воплей не оберёшься!..
— Что за садисты? — спросил я, чувствуя сильное внутреннее напряжение.
— Да придурки! — небрежно махнул рукой сбытовик. — Их Пипо иногда пускает на завод порезвиться. Они хорошие деньги платят. Выбирают, понимаешь, девушку посимпатичнее, ну и…
— Что «и»? — Костяшки моих пальцев громко хрустнули.
Вопрос остался без ответа, да я и сам догадался, что сейчас произойдёт. На краю поля, немного в стороне от цеха обаномаливания виднелась небольшая ровная площадка, залитая бетоном, посередине которой был вкопан столб с привязанными к нему ремнями. Двое кожаных поставили рыжую девушку лицом к столбу и начали привязывать ей руки. Ещё один, со сладострастной улыбкой сорвал с неё верх рабочего комбинезона, обнажив спину. Двое подошли поближе, помахивая проволочными плетьми. Я представил, какую рану нанесёт хотя бы один удар этого чудовищного орудия пыток. Руки девушки были обездвижены, и она отчаянно брыкалась, пытаясь ногой достать обидчиков. Мне показалось, что на секунду она посмотрела на меня, и неожиданно мне вспомнились большие синие глаза Эйны.
— И десяти ударов не выдержит, — брякнул Декапр. — Хлипковата…
Я невидящим взором глянул на сбытовика. Он неосторожно ухмыльнулся, и я, сграбастав его за новенькую куртку, что есть силы швырнул юношу на тропу. А затем очертя голову бросился вниз к аномальному полю со скоростью, удивительной даже для бота.
Садисты не спешили, предвкушая извращённое удовольствие. Самый юркий из них, размахивая плетью начал приближаться к оцепеневшей от ужаса жертве. Я дико заорал, и это остановило их на мгновение: они с удивлением уставились на бегущего к ним полоумного в научном скафандре. Затем прыткий садист, решив, что на меня можно не обращать внимания, снова обратил внимание на жертву. Он приблизился и, откинувшись назад, широко размахнулся проволочной плетью.
Я саданул его с разгона в челюсть, вложив в удар всю ярость и ненависть. Лязгнув зубами, он отлетел метра на два, выронив плеть, гулко ударился затылком о бетонное покрытие и затих. Силы у меня было побольше, чем у этих выродков; не дав им опомниться, я атаковал ещё двоих и буквально похоронил их под градом ударов. Двое оставшихся, придя в себя, начали окружать меня с двух сторон, держа наготове проволочное оружие. Подхватив плеть одного из поверженных дегенератов, я атаковал ближайшего, изо всех сил вытянув его проволокой по боку.
Полетели ошмётки кожи, брызнула кровь и раздался пронзительный вой, резанувший по ушам. Этот вопль ужаса и боли деморализовал единственного уцелевшего противника, и он начал отступать. Я в два прыжка догнал его, увернулся от удара плетью и сам от души хлестнул его по ногам. Этот тоже завопил и рухнул, зажимая рукой рану. Потеряв над собой контроль, я орудовал плетью направо и налево и, перекрывая дикие крики избиваемых, орал:
— Что, ублюдки, не сладко?! А как вам это?! А вот так ещё!! Не нравится, сволочи?!
Нештатная ситуация сбила стройную логику рабочих, и они, побросав корзины с анобразами, начали приближаться к нам. С другой стороны, привлечённые вознёй и воплями, на помощь избиваемым садистам мчались охранники. Их было около десятка, вооружены автоматами и короткими дробовиками.
Я собрал все ментальные силы и послал такую мощную общую телепатему подошедшим рабочим, что некоторые схватились за виски.
«Вы долго будете терпеть выходки этих уродов?! — «крикнул» я что было силы. — Хотите и дальше, чтобы над вами издевались разные недоноски?!»
Возможно, ненависть моя была невероятно сильна, а, может, харизма подпитала инфузию — я увидел, как взгляд у большинства рабочих стал осмысленным. Они удивлённо моргали, осматривались и ощупывали себя, на глазах осознавая себя.
«Некогда, ребята, некогда! — «возопил» я что было мочи. — Давайте–ка встретим вон тех ублюдков как следует!»
Охранники, скорее всего, не ожидали, что я смогу повлиять на ботов–рабочих, и нацелились только на меня. Они не стреляли, рассчитывая захватить меня, безоружного, живьём. Рабочие встретили их градом камней и анобразов, которые вытащили из корзин. Двое ботов в это время отвязывали девушку от позорного столба.
Растерявшиеся бойцы отступили, на ходу снимая оружие с предохранителя. Я активировал артефакт, на время пропав из виду, и стремглав бросился в тыл группе охраны. Грянул залп, и несколько рабочих упали на площадку, где стонали исхлёстанные кожаные выродки. Я, невидимый и неслышимый, обойдя группу сзади, выхватил у ближайшего охранника автомат и дал очередь, не целясь, почти в упор. Трое охранников упали, остальные начали озираться по сторонам, так и не поняв, откуда их расстреливают. Я дал вторую очередь, свалив на землю ещё двоих. А остальных сторожей добили камнями подбежавшие рабочие.
С восторгом узрев разум в глазах большинства бунтарей, я не стал расходовать драгоценную инфузию и обратился к ним голосом:
— Братцы! Вы видели, что эти головорезы, — я указал на лежащих на земле охранников, — не всесильны, не всемогущи! Вас, то есть теперь уже нас, гораздо больше. И сейчас у нас появился шанс намылить им шею!
— У них оружие, — засомневался высокий рабочий с обожженным лицом. — Перебьют как пить дать.
— Зато нас много! Нападём внезапно, они не ожидают этого. И ещё на нашей стороне правда! Мы дерёмся за свободу, а они — за грязные деньги Пипо.
Наш отряд поднялся на холм (по дороге к нам присоединились остальные рабочие из цеха обаномаливания), туда, где сидел в пыли обалдевший от увиденного Декапр. Кто–то из рабочих подошёл к нему, поднимая над головой камень, но я остановил его:
— Не надо! Не марай руки об этого никчёмыша!
Меня окликнули по имени. Обернувшись, я увидел, как от беседки ко мне спешат мои два бойца–старателя и заложник. Увидев столпившихся рабочих, последний содрогнулся, развернулся и бросился бежать. Мы не стали его преследовать: времени было в обрез.
— Надо с карьера позвать ребят, — предложил обожжённый. — У них кирки, лопаты и ломы. Хоть какое–то оружие.
Да, с оружием у нас было неважно: десяток трофейных автоматов и дробовиков на всю толпу. На нескольких рабочих я заметил бронежилеты, которые они стащили с охранников, и посоветовал им оторвать полоски робы и обвязать левую руку — опознавательный знак, чтобы сгоряча их не пристрелили свои же.
— А ты прикройся! — приказал я рыжей девушке, вырванной из лап садистов и настолько напуганной случившимся, что она не догадалась прикрыть обнажённый торс. — Всех тут смущаешь!
Девушка спохватилась и, сверкнув запретно белым, быстро запахнула верх комбинезона.
Со стороны карьера послышался шум. Возможно, мой ментальный удар был такой силы, что волна зацепила часть рудокопов.
— Так, ребята, чувствуете в себе инфузию? Посылайте телепатемы рудокопам. Пусть нападают на охрану.
