не было никакого смысла, да и рискованно: если ветер подует в их сторону, собаки смогут учуять мой запах за километр. Учитывая, что я скоро уже сутки как на ногах и в бегах — может, и за десять километров. Несло от меня изрядно.
Когда я понял, что сил катастрофически не хватает, и оторваться не удастся, я решил устроить засаду и попытаться отбиться. Наверняка в передовом отряде преследователей не так много бойцов. Есть небольшой шанс перебить их всех.
Но я не учёл, что часть собак они отпустили далеко вперёд. Именно они догнали меня, ещё до того, как я успел выбрать место для засады.
Сначала я услышал глухой рык за спиной. Развернулся. Достал кинжал. Огнестрел использовать не хотелось — так преследователи сразу узнают, что я в ловушке, и поднажмут.
Их было трое. Здоровенные псины. Породу определить я не смог — морда и сложение как у немецких овчарок, только совершенно черные. И шерсть чуть кучерявится.
Я встал, прижавшись спиной к толстому стволу, чтобы не дать обойти себя сзади.
Первым шёл крупный самец. Увидев, что я остановился, тот сделал пару прыжков, но потом вдруг замер, принюхиваясь. Две самки, которые шли за ним, тоже замерли.
Самец выпрямился. Открыл пасть, свешивая язык. Сделал пару шагов в моём направлении. Он выглядел как угодно — только не так, как должна выглядеть сторожевая собака, задерживающая нарушителя.
Я медленно опустил руку с кинжалом. Убрал оружие в ножны. Пёс завилял хвостом и сделал ещё пару шагов. Повинуясь внезапному порыву, я сам двинулся ему навстречу.
Пёс сел. Его спутницы приблизились и встали по сторонам, так же виляя хвостами.
— Ну и что мне с вами делать? — тихо спросил я, протягивая руку, чтобы дотронуться до головы самца.
Словно в ответ пёс тихонько тявкнул. Ткнулся в мою ладонь. Потом встал, развернулся, и потрусил обратно — в сторону моих преследователей.
Я надеялся, что собаки не пострадали. Что враги просто подумали, будто они потеряли след. В конце концов, они ведь не могли рассказать то, что произошло на самом деле.
Собрав все силы, стараясь не замечать губительной усталости, я двинулся дальше.
Через пару километров мне повезло: я встретил речушку, которая брала начало в отрогах гор, и двинулся по воде.
И только когда ноги от холода начали терять чувствительность, позволил себе остановиться. В бортовом НЗ, который я забрал из разведчика, были химические грелки. Они и стали моим спасением — потому что о том, чтобы развести костёр, не могло быть и речи. Так я пережил первую ночь. Удалось даже поспать и хорошенько перекусить концентратами. И за час до рассвета я двинулся дальше.
Линия за линией, пользуясь естественными укрытиями на местности, я преодолевал укрепрайон, скрытый в лесной чаще. От реки тут пришлось отказаться: в этих естественных разрывах было сосредоточено больше всего скрытых средств наблюдения.
Ясно, что укрепрайон был рассчитан на отражение массированной атаки со стороны гор, а не на просачивание одиночного диверсанта в противоположном направлении. Но всё равно мне потребовались все мои навыки, чтобы остаться незамеченным.
В горах меня ждало новое испытание. Погода быстро портилась. По мере подъёма по ущелью, после холодного ливня пошли снежные заряды. Силы снова были на исходе, но останавливаться было никак нельзя: химические грелки разрядились, а для костра тут даже топлива не было.
Перевал я преодолел на чистом упрямстве, когда даже обычная сила воли начинает отказывать. Я решил, что, если и умру — то от холода и изнеможения, а не от собственного вакидзаси.
Когда у моих ног пули дозорных высекли искры, я ещё успел подумать, что есть в этом ирония: быть убитым своими возле самого порога успеха.
Но, к счастью, дозорные оказались дисциплинированными. Они внимательно слушали инструктажи и следовали всем указаниям. Нашу группу ждали. И я умудрился не забыть все положенные кодовые фразы после задержания.
А дальше начало происходить странное. Наверно, я бы воспринял это с ещё большим удивлением — если бы не был настолько измождён.
Двое дозорных подхватили меня под руки и помогли добраться до передовой.
Похоже, меня встречал весь взвод, в полном составе, во главе с командиром. Бойцы стояли в две шеренги по стойке смирно. А командир отдавал мне приветствие так, как будто я был командующим армией.
Меня положили на носилки, которые кто-то успел приготовить. Укрыли тёплым армейским одеялом. Дали глотнуть что-то тёплое, пахнущее лесными травами. Я едва не вырубился, чувствуя, как внутри разливается приятная слабость.
Четверо бойцов подхватили носилки и бегом понесли меня куда-то вглубь позиций.
Там меня снова встречал целый парадный расчёт. Командир батальона со штабом? И все вытянулись по струнке и приветствуют, как начальника. Я хотел было спросить одного из бойцов, несущих мои носилки, об этом странном явлении, но не успел.
Меня погрузили в штабную машину, зафиксировали на штатном месте, предусмотренном для носилок. Надо мной склонился офицер с нашивками медицинской службы. Он посветил мне в глаза фонариком, пощупал пульс, после чего расплылся в улыбке.
— Господин полковник, он в норме! До госпиталя точно дотянет! — доложил он кому-то, после чего снова наклонился ко мне и произнёс, положив ладонь мне на грудь: — для меня большая честь. Вы уж не забудьте, я капитан медслужбы шестнадцатого полка, Иван.
— Очприяниван… — выдавил я, улыбнувшись.
— Поспите, — предложил врач, — вам сейчас полезно будет. Вы, видимо, давно толком не спали. В мозгу всякой гадости накопилось. Дайте организму очиститься.
Я снова улыбнулся и позволил себе расслабиться, чувствуя, что уплываю куда-то по тёплой реке.
Балансируя ещё какое-то время на грани между явью и сном, вдыхая военные запахи, я почему-то вспомнил свой первый офицерский отпуск в Севастополе. Ночь на Омеге. Как пили с друзьями местное игристое ночью на пирсе, закусывая сушёными кальмарами.
Чувствуя, как качает машину на кочках, я в то же время ощутил морской запах. И музыку, которая доносилась от многочисленных заведений. Она стелилась по воде, смешиваясь. Но тут почему-то осталась только одна. Странная песня — мне она почему-то запомнилась именно благодаря той тёплой летней ночи;
