А что не так? — неискренне удивился сэнсэй. — Я вроде бы ничего плохого не сказал.
— По кодексу бусидо, чтобы сохранить свою честь, я должен был уйти за господином, — вздохнул Такаюки. — Но вместо этого я ищу какого-то неизвестного мальчика, брожу по лесам и горам.
— Такаюки-сан, тебя ждет большое будущее. А господин… Без него же лучше. Ты сам себе можешь стать господином, когда мы найдем Киоси и уйдем отсюда, — проговорил сэнсэй.
В ответ Такаюки снова тяжело вздохнул:
— Самурай должен, прежде всего, постоянно помнить, что он может умереть в любой момент, и если такой момент настанет, то умереть самурай должен с честью. Вот его главное дело. Я же не умер и моё дело не закончено…
— А если это вовсе и не твоё дело, а тебе внушили, что оно твоё? Что если твой господин был неправ, когда выступил против Токугавы? Ведь великий Ода Нобунага мечтал об объединении Японии, он даже был на пороге своей мечты, когда его предали. И если ты выбрал не ту сторону, то значит ли это, что ты виноват в случившемся? Ведь ты всего лишь оружие, которое напичкали высокими помыслами, но направляет тебя вовсе не твоя воля, а воля господина! И скажи, Такаюки, тебе нравилась такая жизнь? Нравилось быть цепным псом?
— Господин Норобу! — вспыхнул Такаюки. — Ваши речи заставляют моё сердце биться от негодования! Ваши речи недостойны мужчины, который всю жизнь посвятил служению императору!
— А я не служу императору, ведь он всего лишь один человек — я служу своему народу и своей родине. Вот это мои главные повелители, и ради них я готов творить великие дела! — воскликнул Норобу.
Я не вмешивался в беседу. Это был один из тех разговоров, которые следовали один за другим на нашем пути. Норобу гнул свою линию, а Такаюки отвечал ему соразмерно кодексу бусидо. В итоге ни тот ни другой не могли одержать победу в споре, но я видел, как понемногу хитрый сэнсэй перетягивал Такаюки на свою сторону. Бывший самурай уже меньше мучился оттого, что не совершил сэппуку, а сэнсэй рассказывал про основы мироздания, которые всех сделали равными. Неравными же людей делали сами люди.
На следующий день мы прибыли в лес Миллиона Лезвий. Как я понял, что это именно он? Да потому что вряд ли можно лучше охарактеризовать длинные вытянутые листья бамбукового леса. Как они свисают вниз и хищно покачиваются на ветру — того и гляди сорвутся с гладкого ствола и вопьются в живое тело.
А ещё об этом говорила табличка перед входом в бамбуковый лес. Да-да, деревянная табличка с наименованием места, на которой краснел отпечаток чьей-то окровавленной ладони.
Такаюки тут же насупился, взялся за рукоять меча. Я тоже на всякий случай быстро накинул свой костюм, благо он зарядился за время путешествий от солнечной энергии. Норобу же остался как был.
— Ну что, отправимся на поиски вашего главаря ёкаев? — спросил я.
— Да, только нужно ступать аккуратно. Лишний шум может привлечь лишнее внимание, — философски проговорил Норобу.
С этим не поспоришь. Я двинулся вперед, чтобы в случае чего принять грудью возможную атаку. Такаюки за мной, а замыкал нашу процессию Норобу.
Мы шли по солнечному бамбуковому лесу больше получаса, когда Такаюки наступил на упавший бамбуковый ствол, поскользнулся, потерял равновесие и растянулся на листве. Упавшие листья взметнулись вверх и… повисли в воздухе.
Они не падали, а висели, как будто их кто-то повесил на невидимые веревочки. Этакие лезвия кунаев, застывшие в прозрачном киселе. Я коснулся одного листа. Тот отпрянул. К нему подскочили другие листья, как будто кинулись на защиту собрата. Они закружились в вихре, в который затягивало всё больше и больше других листьев.
Вскоре вихрь стал размером с человеческий рост. Потом он увеличился в два раза. Вихрь затягивал в себя уже не только листья, но ещё и ветки. Похоже, что-то внутри вертящегося хоровода формировалось. И это что-то вряд ли было хорошим.
В один момент вихрь остановился, редкие листья опали, явив нашим взорам существо на двух ногах, сплошь состоящее из веток, бамбуковых стволов и веток. Оно было похоже на человека, которого обваляли в меду и сахарном сиропе, а потом пропустили через густой листопад.
Нурарихён — пронеслось у меня в голове. Правда, мне говорили про тыквоголового старичка, а тут какая-то хрень вроде лешего.
— Ого, — только и смог произнести сэнсэй, когда увидел необычного гостя.
Судя по нахмуренным зеленым веточкам, которые колыхались вместо бровей, — волшебный незнакомец был недоволен нашим присутствием в лесу Миллиона Лезвий.
— Что ты за существо? — спросил я. — Прости, если потревожили твой покой и навлекли на себя твой гнев.
А что мне оставалось делать?
Если я сразу кинусь в бой, то что я буду бить? Кучу палок, веток и листьев?
Нет, надо сначала показать свою дружелюбность, попробовать решить всё миром, а уже если не получится, то уже можно попробовать и накостылять неизвестному монстру. Может он вовсе и не Нурарихён?
— Почему вы идете сквозь мой лес? — проскрипело существо.
Голос его был похож на тот самый скрип, когда две ветки трутся друг о друга, сдирая кору и заставляя поеживаться от мерзкого звука. Из пасти торчали обрубки ветвей, похожие на клыки. А вот вместо глаз сквозь листву пробились два огонька. Они не поджигали листву, но горели ярким синим пламенем.
— Мы идем к Нурарихёну, — ответил сэнсэй за всех. — Просим прощения, если потревожили ваш покой, неизвестный воин.
— Я защитник леса Миллиона Лезвий, — снова проскрипело несуразное сборище веток и листьев. — Я защищаю это место и воюю с теми, кто смеет оскорбить его.
— Мы простые путники. В наших намерениях не было оскорблять это место, и мы шли только с единственной целью. Мы не хотели тревожить чей-либо покой и задевать кого-либо. Повторюсь — мы мирные путники. Идем к Нурарихёну в гости.
— Мне нравятся твои учтивые речи. Ты хорошо говоришь, — кивнуло существо.
Как говорил один мудрец: «Лучший бой тот, который не состоялся». Сэнсэй сейчас всеми силами стремился провести как раз такой бой. Но это он стремился… у Такаюки на этот счет были другие идеи.
— Убирайся прочь, бамбуковая палка, мы тут пройдем и всё! — грозным голосом крикнул Такаюки. — Если ты будешь нам угрожать, то мы разберем тебя по листику
