Непростительная оплошность старика грозила обернуться не только крахом экспедиции, но и подорванным здоровьем, а то и гибелью экипажа. Дым оказался первым, кто заподозрил неладное. И то лишь потому, что почувствовал необыкновенный прилив сил, как и в любой другой раз, когда оказывался под воздействием повышенного радиационного фона. Первым выскочив из транспорта, мутант с наслаждением затянулся самокруткой, постоял с минуту, впитывая морозную свежесть тянувшего от воды бриза, но вместо того, чтобы спуститься к берегу, вдруг развернулся и полез обратно в люк.
Команда непонимающе следила за тем, как великан, пригнувшись, проследовал в кабину и, застыв на мгновение возле приборной панели, потянулся к невзрачному на вид переключателю. Когда дозиметр заработал и по отсеку пронеслось эхо зловещих щелчков, затянутая туманом низина тотчас потеряла былое обаяние, а экипаж, стряхнув наваждение, разразился бранью и паническими комментариями.
Вот тогда-то и мелькнула в голове старика страшная догадка о природе возникновения озера. Тактический ядерный заряд в несколько килотонн вполне мог образовать воронку, по размерам сопоставимую с обнаруженной котловиной. «Ракета, сбившаяся с курса? Вполне возможно… – размышлял путеец, бросая тягач в очередной маневр. – Хотя как тогда объяснить растительность на склонах кратера, там, где, по идее, не должно быть ничего, кроме спекшегося в монолитную корку грунта?» От вопросов пухла голова и ломило виски, но все это казалось сущей ерундой по сравнению с переживаниями, что каленым железом жгли душу…
– Подвел я вас, ребятки… – беззвучно шевелились иссохшие губы, в который раз проговаривая слова раскаяния. – Уж простите старика…
Таран так и не отчитал Мигалыча за отключенный прибор, и это гнетущее молчание командира тяготило путейца гораздо больше, чем сдержанная, вполголоса, ругань остальных и немой укор в мимолетных взглядах. Проклиная собственную старческую забывчивость, путеец не отпускал баранку руля до тех пор, пока красный глазок индикатора на приборной панели не потух, а дозиметр не перестал захлебываться тревожной, бьющей по нервам трелью.
Финальным аккордом взревел натруженный двигатель, втаскивая тушу ракетовоза на пригорок, что внезапно преградил дорогу сразу за оставшейся позади лесной чащей. Окутанный клубами сизого дыма, «Малютка» замер посреди ровной, убегающей вдаль просеки.
Пока Безбожник замерял фон внутри отсеков и проверял каждого члена команды по отдельности, никто не проронил ни слова. И лишь услышав долгожданное «Обошлось…», экипаж вздохнул с облегчением.
– Иногда все-таки полезно быть большим и зеленым, – рискнул пошутить Геннадий, отмахиваясь от врача. – Ты, Натаныч, в меня своими приборчиками не тычь. Пустое это. Я скорее от насморка загнусь, чем от этих ваших «рентгенов».
Положив начало очередной дружеской перепалке, мутант выжидающе уставился на спутников, но поддержать разговор никто не спешил. Непросто было переключиться на шутки, пройдя по лезвию бритвы. Еще сложнее оказалось смириться с коварством найденного райского уголка. Ведь «Алфей» – цель далекая и призрачная, а озерный берег, на первый взгляд чистый и пригодный для заселения, – вот он, рядом. Такой близкий… и недосягаемый одновременно…
После робкой попытки Дыма скрасить горечь поражения в отсеках еще долго царило тягостное молчание, красноречивее любых слов объяснявшее охватившую экипаж апатию. Сегодня экспедицию постигла первая серьезная неудача.
* * *
Эмалированная кружка с потрескавшимся изображением чертика на пузатом боку медленно, но верно съезжала к краю столешницы. Волны вибрации и периодическая тряска, пронизывая каждый сантиметр стального брюха «Малютки», заставляли жидкость в посудине рябить и плескаться. Мутноватая субстанция, в обиходе команды гордо именовавшаяся «рециклированной питьевой водой», хоть и годилась для внутреннего употребления, вкус имела более чем отвратный. Однако выбирать не приходилось. Найти на пути следования чистый источник и пополнить оскудевшие запасы пока не удавалось.
Более того, после памятной встречи с Орденом путешественники так и не встретили ни единой живой души, ни одного обитаемого поселения, и с каждым преодоленным километром безмолвие и пустота обезлюдевших диких земель угнетали все сильнее. С тех пор как Таран оставил безнадежную затею с поисками выживших вдали от бывших транспортных магистралей и мертвых городов, экспедиция неуклонно продвигалась на восток по останкам разбитого временем и непогодой, заросшего редколесьем шоссе. Подробной карты района ни в бумагах Пешехода, ни в арсенале Тарана не оказалось, но трасса, то петляя по заснеженным пустошам, то услужливо вытягиваясь в струну до самого горизонта, сохраняла нужное направление, и вопросы ориентирования на местности решили отложить на потом.
Иногда сквозь покрытые изморозью иллюминаторы удавалось разглядеть вдалеке редкие хибары, но просевшие крыши и почерневшие от сырости стены ветхих срубов красноречиво указывали на давнее отсутствие хозяев. Там, где когда-то кипела жизнь, а по дворам беззаботно гоняла ребятня, теперь царили запустение и его извечные спутники – могильный холод, завывание ветра и желтоватый налет вездесущей плесени…
Убедиться в этом довелось, рыская по одной из заброшенных деревенек в поисках колодца с пригодной для питья водой. Покосившиеся заборы, выстуженные дома-склепы, в жутковатом полумраке которых давно уже не раздавались звуки человеческой речи, и абсолютное, вгоняющее в ступор безмолвие. Казалось, в этом богом забытом мире не осталось ничего, кроме тягача с горсткой безумцев внутри и бесконечной, выматывающей, уводящей в никуда дорогой…
Провожая взглядом очередной поросший сухостоем поселок с приземистыми двухэтажными коробками жилых домов, Таран все больше хмурился и мрачнел. Настроение командира вскоре передалось и остальным. Депрессия незаметно сменилась раздражительностью, раздражительность переросла в неприкрытую неприязнь. Необходимость денно и нощно торчать взаперти внутри трясущейся железной коробки не добавляла экипажу терпимости и смирения. Рано или поздно это должно было случиться, и беспричинные ссоры, с некоторого времени ставшие нормой, привели к первому серьезному конфликту.
Вспоминая небогатые на события последние дни пути, Глеб так и не понял, в какой момент ситуация окончательно вышла из-под контроля. Пожалуй, началось все с той самой злополучной кружки…
Достигнув-таки края стола, незатейливый предмет кухонной утвари опасно застыл на самом краю. На миг Глебу показалось, что рисованный чертик испуганно вцепился в миниатюрный трезубец обеими лапками. В следующий момент кружка сорвалась в короткий полет и, жалобно звякнув, приземлилась на пол. Меланхолично проводив взглядом укатившуюся под нары жестянку, Безбожник вновь прикрыл глаза и мгновенно задремал.
