Инициативу Яна Карловича Берзина поддержал Егоров, сильно разочарованный в ходе «весенних реформ» тем, что его влияние на разработку военной доктрины становилось все слабее и слабее. К июлю он был уже буквально на грани паники и держался только из-за того, что Лев Захарович Мехлис наводил ужас своим присутствием, удерживая тем самым от срывов.
– Я считаю, что Тухачевский специально пытается подорвать нашу уверенность в успехе удара автобронетанковыми силами, недооценивая эффективность ударного танкового кулака, – докладывал он Ворошилову. – И если мы пойдем на поводу у его заблуждений, то сможем наломать дров, сделав РККА совершенно небоеспособной…
Впрочем, Сталин не спешил принимать решения, отписываясь Яну Карловичу о том, чтобы тот не мешал «Бонапарту» и давал ему возможность «отстоять свое мнение в бою». Таким образом, к концу сентября для маршала сложилась довольно сложная ситуация. С одной стороны, ему выделяли все потребное вооружение и снаряжение, которое только можно было найти и приспособить для оснащения его пехотного полка. Например, четыре десятка легких грузовиков Ford-BB [29] и с десяток легковых автомобилей Ford-B [30]. Несколько мотоциклов. Тридцать восемь ручных пулеметов. Две дюжины станковых. Десять тяжелых пулеметов ДК с кустарными турелями и зенитными прицелами. Всю партию ППД-34, пришедшую в Испанию. Ручные гранаты. Дюжину противотанковых пушек. Батарею пехотных орудий. Много маскировочных сетей. И многое другое. При неполной тысяче бойцов, что он собрал за месяц в свой сильно облегченный полк, больше напоминающий батальон, плотность вооружения и оснащения была совершенно дикой и запредельной для любой армии в мире на тот момент. Если смотреть по пехоте, конечно. Но Тухачевскому этого было мало, поэтому он продолжал «высасывать все соки», как отмечал Ян Карлович, из него и президента Асанья, требуя то полевые телефонные аппараты, то километры телефонного кабеля, то еще какие-то прихоти вроде сигнальных пистолетов с ракетами или танковых радиостанций. Последние ему, впрочем, не выделили – из Советского Союза их не завезли, а у республиканцев их не было.
Однако время продолжало неумолимо бежать вперед. Минул месяц с момента подписания приказа о начале формирования полка. Совершенно ничтожное для этого дела время. Но за него Тухачевский умудрился не только провести от трех до семи учений в каждой роте и батарее отдельно, но и по паре – в составе батальона. Кроме того, двадцать пятого сентября смог изобразить что-то вроде общих маневров силами полка, о чем и доложил наверх, пытаясь донести до генерала Рикельме факт того, что пехотный полк все еще не готов, но работа ведется и есть определенный прогресс.
Реакция на доклад оказалась самой неожиданной: ему вынесли благодарность и приказали срочно выдвигаться на юг по шоссе на Толедо, дабы занять оборону. Причем, что немаловажно, – без указания точного места, дескать, сам разберется. Причем попытка выяснить, что это за бардак и куда конкретно ему вести свой полк, привела его к выводу о том, что в штабе фронта понятия не имеют, как далеко смогли продвинуться по шоссе фашисты.
Делать было нечего. Не подчиниться приказу он не мог, а потому утром следующего дня выдвинул свой миниатюрный полк в его первый боевой поход. Нужно было закрывать опасное направление, и так сложилось, что никто этого не мог сделать, кроме него.
Уже вечером того же дня на стол Хозяина легла докладная записка, переданная шифром из Мадрида:
«Докладываю, что во исполнение вашего распоряжения 1-й пехотный полк «Красной гвардии» был выдвинут в качестве авангарда на наиболее опасное направление, с которого ожидается нападение фашистских войск. Объект протестовал и требовал дать ему завершить формирование полка, но его просьбы по данному вопросу удовлетворены не были из-за возрастающей опасности прорыва фашистов по шоссе со стороны Толедо. 26 сентября согласно подписанному объектом приказу в полку числилось 804 человека личного состава. В наличии имелся исправный автотранспорт: 38 грузовых, 10 легковых автомобилей и 6 мотоциклов. На вооружении полка стоят: 12 противотанковых и 4 пехотных орудия, 10 крупнокалиберных, 24 станковых и 38 ручных пулеметов, 378 пистолетов-пулеметов ППД-34, 258 винтовок образца 1891/30 и 112 пистолетов ТТ. Кроме того, он привлек в пользу хозяйствования свыше сорока подвод и большое количество специальных средств.
Корпусной комиссар Я. К. Берзин».
Сталин негромко хмыкнул и написал на полях: «Тов. Слуцкому на особый контроль. Докладывать лично».
28 сентября 1936 года, утро. Окрестности шоссе Толедо – Мадрид.
– Товарищ маршал, – к наблюдающему в бинокль Тухачевскому подошел командир разведвзвода полка и бывший кавалерист Дмитрий Лавриненко [31], только что приехавший на мотоцикле, – колонна может продолжать движение. Секреты мы поставили тут и тут, – указал он на своей карте, ловко извлеченной из планшетки. – Вот тут встало отделение прикрытия.
– Фланговое охранение?
– Петров и Ильясов идут по левому флангу. Папашвили и Сидоренко – по правому флангу. Продвигаются, пользуясь рокадными грунтовыми дорогами. – Михаил Николаевич чуть заметно улыбнулся, смотря на то, как Дмитрий вел доклад. «Интересно, в этом варианте истории он тоже погибнет в танке?» – крутилось у него в голове [32].
– Хорошо. – Тухачевский повернулся к начальнику штаба полка, также слушавшему доклад, и кивнул ему, мол, действуй.
Тут же зазвучали приказы, и уже через несколько минут вся колонна пришла в движение, пробуждаясь от пятнадцатиминутного отдыха. Дисциплина в полку все еще была далека от желаемой, но маршал не зря сделал ставку на мужчин в возрасте, да еще с опытом армейской службы. Они очень быстро втягивались в ритм правильной армии, все больше и больше начиная напоминать настоящих солдат. Что радовало и глаз, и душу Михаила Николаевича.
Продвижение колонны шло очень осторожно, при тщательной и непрерывной разведке. На отдельный разведывательный взвод Лавриненко в эти последние два дня упала просто фантастическая нагрузка. Их мотоциклы носились по шоссе как угорелые, а частенько, и не по шоссе вовсе, удаляясь по боковым дорогам и грунтовым рокадам иногда на десять, а то и пятнадцать километров.
Прошло два дня пути. На шоссе встречались только гражданские, причем в незначительном количестве, идущие или едущие в сторону Мадрида. Беженцы или сочувствующие. Ни одного отряда фашистов. Но Тухачевский не переживал, так как считал, что в этом нелегком деле «лучше перебдеть, чем недобдеть». Попадать в засаду или случайно нарваться на колонну противника очень не хотелось. И этот подход дал свой результат – после обеда ближе к завершению очередного привала, вернулся дальний разъезд, обрадовав тем, что наблюдал контрольно-пропускной пункт фашистов. От него до Толедо оставалось около пяти километров.
