Дистанция два. Я начинаю постепенно задирать нос флуггера, готовлю выравнивание по тангажу. Дистанция один. Еще один импульс на тормозные. Тангаж двадцать градусов.
Вырубаю связь. Не дай бог, сейчас кто-нибудь раззвонится!
Скорость почти ноль. Дистанция семь сотен. Шесть. Астероид скрывается под брюхом «Кассиопеи». Ландшафтный радар дает колебания в створе пяти градусов.
Пятьсот. Четыреста. Импульс на верхние маневровые. Высота проседает до двухсот относительно геоида и медленно понижается.
Голосовая связь с парсером.
— Команда. Сброс груза по первому грузовому модулю, доложить готовность.
— Есть готовность. АДС-1 активирована.
— Сброс через пять, четыре, три, два, ноль.
— Есть сброс. Фиксирую штатный выход груза… — короткая пауза. — АДС-1 на поверхности!
Флуггер заволакивает туча пыли, поднятая с астероида посадочными движками буровой вышки. На экране панорамы загорается метка: «АДС-1» с индикаторными полосами. Слава богу — зелеными!
— АДС-1 в штатном режиме, готова приступить к работе, — докладывает парсер.
И опять: слава богу! И ф-фу-у-ух-х!
Теперь можно не стесняться. Импульс на днищевые маневровые, высота триста, пятьсот, шестьсот. Поднимаем нос, тангаж пятнадцать, и потихоньку даем тягу на маршевые. Астероид остается позади. Можно включать автопилот.
— Расчетное время до контакта со следующей целью сорок три минуты. Маршрут оптимизирован, — сообщает автопилот.
— Поехали, — отвечаю я.
На сегодня первый есть.
— Молодцом, Румянцев! — это заработала связь, Блацкович на линии.
— Как у тебя?
— А мне еще двадцать минут ковылять, если парсер не врет.
— Ну ковыляй.
— Слушай, полный анекдот, тут Лопес чудит. Просто нереально. У него уже третий заход пошел на сброс, никак не осилит. Такой мат в эфире, заслушаешься! Ты вруби третий канал, не пожалеешь!
— Так он матерится-то по-испански, а я ни бельмеса. Что мне «Сигурд» переведет? У него словаря с испанской ненормативщиной нету.
— Как нету? Ты на связи? На связи! Лови файл, сейчас я тебе его подгружу!
Вот такой веселый пилот Абрам Блацкович. Сколько раз виделись возле флуггеров? Мильон раз! Так он просто Угрюм-Бурчеев, слова не вытянешь. А как окажется в космосе — душа-человек!
Мы, когда в точке рандеву коптимся, играем в преферанс по сети. Я, Блацкович, Эрардо Варга и Данкан Тес (из Атлантиды, то есть Северной Америки, субдиректория Охайо).
Так мы и болтаем.
Лопес заходит на квадрат сброса в четвертый раз, автопилот тянет мою «Кассиопею» к следующему астероиду. День начался удачно.
Спасибо, огромное спасибо товарищу Булгарину, который из меня всю душу вынул на практике прецизионного пилотажа! Если бы не его спартанско-суворовские методы обучения, нипочем бы мне «Кассиопею» не оседлать! А так — вполне, работаю помаленьку.
Вы думаете, самое сложное (и, если можно так выразиться, веселое) — это установка автоматических добывающих станций? Ха-ха-ха! Если вы такие наивные, значит, не доводилось вам работать на частный концерн в Тремезианском поясе. И слава богу, добавлю от себя.
Самое сложное начинается, когда паром привозит очередную порцию АДСок. Особенно для новичков.
Кто готовит станции? Правильно — техническая служба, совершенно отдельная от полетной секции. Оборудование, как говорилось выше, страшно битое. Иногда к реанимации малопригодное, так что его легче списать, чем чинить. А как ты его спишешь? Это ж целая история!
Выход простой и незатейливый: подсунуть дефективную штуковину пилоту. Если он ее принял, значит — вся ответственность на нем. АДС гробанулась? Ну-ка, кто ее устанавливал? Румянцев (например) — с него и спрос; кто последний, тот и папа. А стоимость станции вычтут с тебя, то есть с меня.
Хорошо, что остаточная балансовая стоимость высокой не бывает. Но тысяч на десять-пятнадцать можно встрять. Несложные вычисления показывают, что десять-пятнадцать месяцев ты будешь работать бесплатно. Или меньше, если твоя разрядность выше четвертой. Все одно — ни хрена приятного. Форменное рабство!
Не хочешь в рабство — разуй глаза и не ленись проверять оборудование в процессе приемки.
Ведь что такое АДС? Это двадцатитонный стальной комбайн с контейнерами для породы, буровым агрегатом, гусеничным шасси, четырьмя реактивными движками и довольно тупеньким парсером. Но какой бы он ни был тупенький, а пообщаться с ним можно. И даже нужно. По крайней мере сохранится протокол, и если коллеги нахимичили с парсером так, что он вам наврал насчет работоспособности систем, вам будет чем прикрыть задницу от сеньора Роблеса. Больше бумажек — чище жопа, такая у нас жизнь.
Я к чему веду?
Со мной этот подлый трюк попытались провернуть ровно на второй вахте.
Вылезли мы из астероидного пояса в точку рандеву, задрыхли, поиграли в преферанс. Прилетел паром, принял нас, а вот уже модули рядками стоят, в них АДС.
Ко мне подошел Данкан Тес и сказал на неподражаемом русском:
— Мистер Румьянцефф, вы есть человек новый. Мой вам советовать, проверяйт модуль 4–7. Его сейчас вам делать загружать в борт, да.
— Спасибо, Данкан.
— Зовите вы меня лучше Дан!
— Спасибо, Дан, — говорю, — зови и ты меня Андреем.
Я подключил свой парсер к модулю, а там, мама дорогая — натуральный металлолом. Хорошо если час проработает, но скорее всего не переживет даже приземления.
Техники в ангаре сказали, что они тут вообще ни при чем, есть приказ — они грузят.
По здравом размышлении разумным показалось связаться с диспетчерской, что я и сделал. В диспетчерской соединили с Роблесом.
— В чем дело, Румянцев?
— Сеньор Роблес, считаю своим долгом доложить, что АДС в модуле 4–7 я принять на борт не могу ввиду его аварийного состояния.
— Румянцев, вы пилот, или поп?
— Извините?
— Я херенте супериор огромной корпорации! Вы думаете, мне есть дело до вашего кривого оборудования? Разбирайтесь сами, и не вздумайте еще раз обратиться ко мне с подобной ерундой!
И отключился.
Блацкович объяснил, что все просто: пишешь докладную записку, тебе выгружают аварийный модуль, а если сменного модуля нету, то дневная норма автоматически снижается на одну АДС, всего делов.
— Кстати, Андрей, такие выкрутасы оставлять без внимания нельзя. Ни в коем случае! Я бы на твоем месте начистил рожу дежурному технику. Это его работа. Докладная записка, раз. Прилетаешь домой, находишь этого козла и бьешь ему в бубен, два. И Данкану не забудь проставиться, три.
— Это само собой. Только Дан не пьет.