— ЭГО вас не устраивает, — задумчиво сказал Олег Викторович. — У эльфов наличных не получишь.
— И на выходе, — продолжил я, — вполне могут ожидать разные любопытные типы с фотоаппаратами и слежкой. Мне дорого мое инкогнито. Вещи абсолютно чистые, во всяком случае, в милиции, полиции и разных интерполах не числятся, но меня непременно спросят, где взял, если идти официально. А там начинаются разные правовые проблемы. Процент государству, процент тому государству, которое считает место находки своей территорией, налоги, просто жадные до чужого имущества люди. Ну вы понимаете… А у нас, — вроде бы случайно проговорился, что я не один, — нет желания делиться. Я не собираюсь вам советовать, к кому идти и сколько просить. Есть только одна деталь. Я не верю в альтруизм людей. Тот, кому помогли один раз совершенно бескорыстно, очень часто считает, что может рассчитывать на помощь снова и снова. Гораздо лучше, когда человек заинтересован. Вы поможете мне и получите процент от сделки. Я думаю, за те годы, что прошли с тех пор, когда Макаров в последний раз с вами встречался, он не изменился? Вот и хорошо, — согласился я на его утвердительный кивок. — Больше сумма — больше достанется вам. Только, пожалуйста, без жадности. Я готов согласиться на меньшую сумму, но лучше иметь дело с приличным человеком, который не пожалеет о деньгах через пять минут и не начнет выбивать из вас мое имя и адрес. Я все равно вас просвещать в этом отношении не собираюсь, и кончится плохо это исключительно для вас. Меня найти будет сложно. И, — подмигивая, добавил, — если вы еще и с покупателя свой гонорар возьмете за удачное посредничество, мне это без интереса.
— Я найду вам покупателя, — согласился он. — Мелкие брильянты и золото не особо интересны, но вот остальное… Есть любитель. Наверняка он захочет убедиться в подлинности и приведет своего ювелира.
— Какие проблемы? — удивился я. — Я бы даже оставил вам это кольцо, но незачем вводить в соблазн подобных людей. Богатые люди редко имеют тормоза, когда им хочется получить что-нибудь. Привыкли к безнаказанности.
Олег Викторович согласно кивнул.
— Дня через три, часов в пять, я позвоню, и обговорим детали. Можно встретиться у вас дома, можно в общественном месте или вообще на заброшенном заводе. Как угодно. Хотя завод — это лишнее. В любом фильме показывают — там обязательно начинается пулеметная стрельба. Я человек мирный, но бронепоезд на запасном пути имеется, все-таки не трехкопеечное дело, и лучше обойтись без этого. И к покупателю домой я тоже не пойду. Мало ли что ему взбредет в голову, лучше встречаться на нейтральной территории.
— Звоните через неделю, — твердо сказал он. И неожиданно добавил: — Мне вас жаль.
— Не понял? — удивился я.
— Вам нужны деньги, и вы просто не понимаете, какие это уникальные и прекрасные вещи. Коллекционные. Жаль, что я не могу себе позволить небрежно вытащить из сейфа те деньги, что вы сможете получить за это кольцо. Я бы оставил его себе. Это очень интересное кольцо, масса загадок.
— Знаете, — вставая и пряча кольцо назад в спичечный коробок, серьезно сказал я, — если наше сотрудничество будет успешным, я вам подкину не столь дорогие, но тоже интересные вещи. Те же брильянтики, из которых вы сколько угодно можете делать замечательные ожерелья, или что там вам нравится. Материал мой, работа ваша. Стоять над душой и подгонять не буду. Полный простор для творчества. Да я и не настаиваю именно на долларах. Можно евро, фунты стерлингов, рубли. Можно всего понемногу. Вот разных тугриков и гривен не надо. То, что имеет хождение по всему миру.
— А рубли имеют? — язвительно спросил он.
— Я пока в России живу, пригодятся.
— А можно вопрос?
— Спрашивайте, может, и отвечу.
— С какой стати Петр вам рассказывал подобные подробности? Размер гонорара, телефон, адрес. Даже то, о чем мы говорили наедине. Например, про ПМ, который не стреляет?
— Нет, — подумав, отвечаю, — если я скажу «А», вы сможете догадаться про «Б». Скажем, мы с ним близкие друзья, и на этом точка. Вы говорили, у вас перед ним должок?
— Да, — согласился Олег Викторович.
— А у него передо мной имеется. Когда эта тема всплыла, никто не думал, что когда-нибудь понадобится. А пригодилось. Через неделю, в пять вечера, я позвоню, — окончательно прощаясь, пообещал я.
— Стоп, — сказал я Рафику. Он мгновенно замер перед полуоткрытой дверью и полез в карман. Пистолета там нет, но и кастет с ножом пригодятся. Хорошо с ним дело иметь, нормальный рейдер, как сапер, вопросы задает потом, а реагирует на команду сразу. За поворотом в развалинах может быть все, что угодно, от прогнившего пола до незнакомого зверя. Чтоб я еще понял, что конкретно мне не нравится. Запах. Но это не оружейная смазка и не пот напряженных мужиков, дожидающихся команды «В атаку!». Тем более не кровью пахнет.
Дверь распахнулась, и Черепаха, небрежно отмахнувшись, сказала:
— Молодец, учуял. Заходите, все в порядке.
До меня дошло, в чем неправильность. Пахло кошкой, но ни с чем знакомым это не совмещалось, да и неоткуда было взяться кошачьим в нашей тесной компании.
— А в чем проблема? — оглянувшись на меня, спросил Рафик.
Черепаха, не отвечая, развернулась и ушла в глубь квартиры. Я молча пожал плечами и пошел следом. Теоретически он знает, что у нас и слух, и нюх гораздо лучше, но не всегда применяет к себе. Вроде как в поле полезно, а то, что я могу и дома многое почуять, в расчет не принимает. В каком-то смысле даже приятно, не воспринимает оборотней как угрозу для себя. Если бы опасался, совсем по-другому бы думал, но глупо. Всегда надо представлять возможности другого, даже если он не враг.
Не знаю уж, что там Рафик подумал, но вслух он ничего не произнес. Что соседи быстро усвоили, так это то, что в нашем присутствии крайне не рекомендуется употреблять словосочетания про матерей и посылать в гинекологическом направлении. Многие оборотни понимают буквально, и несколько разбитых голов об этом ярко свидетельствовали. Дошло до того, что команды барж, приходящих из славянской Зоны, приходится заранее предупреждать, чтобы следили за языком, и невоздержанных капитаны сами сажали на все время пребывания на острове под арест. Нам в принципе все равно, когда люди друг друга посылают во все дырки. Обидно только, когда это говорят конкретно тебе, но многие люди совершенно неспособны думать, что именно произносят и к кому обращаются. Язык с мозгами у них слабо связан, и ругательства используются как замена речи, за неумением нормально объясняться.
— Наверное, дело в этом, — пояснил я, заходя в кухню. В углу сидел совершенно черный котенок, с белыми носочками на лапках, и старательно вылизывал миску. Убедившись, что там больше ничего не найти, он возмущенно посмотрел на Черепаху, потом подошел ко мне, старательно обнюхал ноги и, презрительно фыркнув, переключился на Рафика.
