— Вперед! — прошипел Свистюк, бросаясь на первую ступеньку. За ним побежал Молодой.
— Куда?! — к выкрику добавилась автоматная очередь.
Противник стрелял наугад — высунув руку над перилами. Но пули прошли в устрашающей близости над головой Свистюка.
— Назад! — майор спрыгнул с лестницы и спрятался в коридоре.
Молодой стремглав покатился за ним.
— О-о-ох, сосунки, — захрипели сверху. — Вы меня не злите. В Отечественной я немчуру с полтора километра сбивал. У деда, конечно, легкие не в порядке, но дырок вам насажать успею.
— Послушайте, — взмолился Ветров, проклиная поспешность майора. — Давайте не совершать ничего опасного и просто поговорим.
— Это ты мне говоришь? — изумился террорист. — Я, что ли, на вас бросался?
— Вы всего лишь захватили атомную электростанцию, — горько заметил Роман. — А мы пытаемся ее освободить.
— Уважаю честность, — похвалили с лестницы. — Ты наверняка очень честный парень. Только вот служишь не тем.
— Я служу России.
— Так ведь и я служу. И служил еще тогда, когда твой папа мамы твоей в глаза не видел, потому что она еще не родилась. И защищал эту страну, когда ваших министров и на свете не было.
— Могу себе представить… — пробормотал Роман.
— И буду защищать, пока не уйду на тот свет, — закончил мысль собеседник.
— Вы считаете, что, взрывая атомную электростанцию, защищаете Россию? — с горечью спросил Ветров.
— Я?! — искренне изумился террорист. — Да чтобы я взорвал эту дрянь, которую уже десятки лет охраняю? Никогда!
— Вы хотите сказать, что не собираетесь устраивать атомный взрыв? — не поверил Роман.
— Ни в коем случае!
— А зачем тогда сидите там и стреляете в защитников станции?
— Ну, какой ты, к чертям, защитник? — за перилами мелькнули черная штанина и потрепанная сандалия.
— Какой уж есть.
— Да что ты врешь?!
«Трак-так». По штукатурке скользнули пули. Посыпалась крошка.
Ветров испуганно прижался к стене.
— Знаешь, что? — крикнул старик. — Иди-ка отсюда, пока цел. И дружкам своим передай, чтобы не совались. Можете даже валить к себе в логово — преследовать не буду, силы уже не те.
— Мне кажется, что вы сошли с ума, — несмотря на необходимость заговаривать противнику зубы, Ветров решил: надоело! — Вы сидите там, в то время, как ваш напарник саботирует работу электростанции, и предлагаете нам отступить. Вы понимаете, что мы сейчас закинем вам гранату и пойдем на штурм?..
Майор Свистюк рассерженно заматерился. Рыжий громко хлопнул себя по лбу.
— Вы захватили атомную электростанцию, убили массу солдат и гражданских. Организовали взрывы в нескольких городах России. Вы что-то желаете доказать? Очернить правительство?.. Молчите? Да я тебе горло зубами перегрызу, старый ты пердун! На твоей совести, может быть, миллионы погибших! А ты отойти предлагаешь? Ты же вместе с нами сдохнешь, когда наглотаешься радиоактивного пара!
— Молодой человек, — отозвался старик, — твой номер не пройдет. Считаешь, раз я старый, меня можно обвести вокруг пальца?
— Почему? — непонимающе спросил Роман, в котором клокотала ярость. — Я обрисовал вам истинное положение вещей. Вы псих! Или думаете, что можете спастись от атомного взрыва? Не верите, что правительство выполнит ваши требования? Тогда нажимайте свою чертову кнопку. Но помните, что я доберусь до вас прежде, чем поднимется взрывная волна!
— Скажи своим, чтобы отошли. И пугач свой отложи — стрелять не буду, — вдруг громко приказал террорист. — Хочу на тебя посмотреть. Если увижу еще кого-то — и глазом не моргнешь, как окажешься на небесах.
— Отойдите, — шикнул на спецназовцев Роман.
— Убьет же! — сделал круглые глаза Сенька Бой.
— Отойди, я сказал! — Ветров обращался ко всем, но смотрел только на майора Свистюка.
Тот молчал, елозя зубами по усам. Батька не хотел оставлять Романа без прикрытия. Но если был малейший шанс, что переговорщику удастся ослабить бдительность врага…
— Сенька — в сторону, — очень медленно, с трудом проговорил Свистюк, снимая с пояса гранаты. — И ты, Рыжий, не рыпайся без приказа.
Бойцы отодвинулись от выхода на лестницу.
Дрожащей рукой Ветров положил автомат на устеленный кафелем пол. Закрыл глаза, вознося молитву. Он понимал: возможно, это последние минуты его жизни. При этом твердо верил, что умрет не напрасно — едва послышится выстрел, майор швырнет на лестницу два смертоносных цилиндра. Тогда убийца погибнет следом за Романом, а затем придет черед второго, прячущегося в комнате управления.
Ветер шагнул вперед и оказался на лестничной площадке:
— Я тут. Безоружный.
Правда, под бронежилетом был пистолет. Небольшой ГШ-18, легкий, компактный, смертоносный, пробивающий любой бронежилет. Но удастся ли его извлечь или дед среагирует первым?
У перил мелькнуло лицо. Невероятно быстро — деталей не разобрать. Только серебристая челка затрепетала в воздухе.
— Гранатой вы бы меня не достали. Я тут же спрятался бы в управленческой, — наверху показался невысокого роста дедок в залитой кровью форме охранника. Положил на широкие перила автомат «Калашникова», но узловатые пальцы с рукояти не убрал, готовый выстрелить в любой момент. Слегка наклонился, пристально рассматривая Романа.
Ветров в свою очередь глядел на старика.
Очень старый, наверное, годков под сто. В крайнем случае — без малого. Сморщенный и сгорбленный временем. Голова чуть заметно вздрагивает от нервного тика. Кустистые брови сходятся к переносице, и кажется, что старик постоянно нахмурен. Губы плотно поджаты, слегка приподнимаются к расплюснутому носу. Серая кожа густо покрыта веснушечными пятнами. Мочка левого уха не то отстрелена, не то оторвана в стычке — по шее и плечу стекают густые капельки крови. Мутноватые, но отчетливо синие глаза смотрят внимательно и настороженно. И ни грамма сумасшедшего блеска.
— У тебя лицо не такое, как у этих… — спустя минуту-две заключил старик. — Кроме того, ты не выглядишь человеком, который часто врет.
— Я никогда не вру, — правдиво ответил Роман. — Спросите у любого из моих сослуживцев. Жаль, что многие не ответят — убиты вашими людьми.
Старик помолчал. Затем вздохнул и провел свободной рукой по стволу автомата.
— Наверное, я таки схожу с ума, — заметил он. — Однако Юра подсказывает, что ты действительно честный парень.
— Честный, — согласился Ветров.
На короткий миг он даже забыл о страшных событиях ночи, о смерти и пламени, обрушившихся на землю. Старик вызывал у Романа симпатию — такой дряхлый, а держится молодцом. Очень напоминает погибшего под Берлином прадеда, которого увековечила полустертая черно-белая фотография.
