– Да будет милостив к тебе Элейхо, просветленная шира! И к тебе, воин рами! Был ли благополучным ваш путь?
– Скорее да, чем нет, сын двадцати отцов, – ответила Нерис, баюкая в ладонях дремлющего Броката. – Все-таки я осталась в живых, хотя в речном устье тьяни перебили моих людей, сожгли корабль и перерезали горло Сайану, моему маргару и защитнику. К счастью, я везла из Трехградья зерна бхо… и, к счастью, мне повстречался новый защитник… – она положила руку на плечо Дарта. – Его зовут Дважды Рожденный, и он тоже маргар и великий воин, освободивший меня от чешуйчатых ящериц.
Сын двадцати отцов – таким был официальный титул Кордоо. Самок в его племени рождалось много меньше, чем представителей сильного пола, и полиандрия была вполне естественной: у каждой самки – от шести до десяти мужей, и, чтобы данниты не канули в вечность, каждой полагалось родить не меньшее количество потомков. Задача трудная и не всегда выполнимая в силу даннитской физиологии, и поэтому ценились самки плодовитые, имевшие больше супругов, производившие больше детей и обладавшие властью и почетом. В такой семье проблема персонального отцовства не вставала, а число мужчин, принадлежавших матери, являлось своеобразным генетическим штампом, признаком жизнеспособности и редких качеств, необходимых для великих дел.
Кордоо раздул ноздри, гневно ударил хвостом по ляжке и стиснул кулаки. Экспрессия жестов и поз заменяла даннитам мимику, почти незаметную на их заросших шерстью лицах.
– Пленить ширу, избранницу Предвечного! Убить ее маргара!.. – Казалось, он вне себя от ярости. – Только бесхвостые жабы способны на это! Хотя их можно понять… – Адмирал, оглядев сияющие речные дали, вдруг успокоился, склонил голову к плечу и принял позу раздумья. – Балата… грядет балата… В такой период даже тьяни нуждаются в видящих суть вещей… А самки их безмозглы, и не даровано им речи, не говоря уж о вещих снах и остальных умениях искусной ширы! Без ширы же не обойтись, ибо на вид все зерна Детей Элейхо одинаковы. Кто отличит зерно от плевел, злое от доброго, полезное от пустого?.. Кто направит и кто предостережет?.. И кто оценит сокровища, чтобы данниты, рами и Морское Племя могли разделить их по справедливости?
«Женщина, только искусная женщина», – подумал навостривший уши Дарт и усмехнулся. В памяти всплыло – «шерше ля фам», и он повторил эту фразу несколько раз, наслаждаясь звуками, словно бокалом игристого вина. Повод к мысленному возлиянию имелся – цель путешествия Нерис больше не была секретом.
– Затем меня и послали, чтоб оценить и разделить, – промолвила шира, гордо выпрямившись. – Надеюсь, сын двадцати отцов, чей хвост никогда не опускается, ты доставишь нас в Лиловые Долины, меня и моего спутника? Доставишь, хотя корабли трехглазых плывут за тобой по пятам?
Кордоо кивнул и по-хозяйски оглядел огромный плот и мельтешившие вокруг катамараны.
– Доставлю, клянусь Элейхо! И тебя, просветленная шира, и твоего защитника со странным именем, и твоего летающего зверька… Доставлю с почетом и в полной безопасности! А эти, трехглазые, пусть плывут… Доплывут, так мы им обрубим хвосты!
Видимо, это было страшной угрозой – стражи-копьеносцы оскалились, рявкнули что-то неразборчивое и ударили в палубу древками копий. Кордоо бросил на них одобрительный взгляд.
– Я прикажу, чтобы вас разместили в жилой башне, в лучших покоях, рядом с Дии-ди, моей почтенной супругой и моими братьями. Вы будете спать в одном жилище?
– Разумеется, – прохладная ладошка Нерис снова легла Дарту на плечо. – Мы связаны обрядом синего времени!
Хвост адмирала сплясал затейливый танец, ноздри затрепетали, верхняя губа приподнялась – он улыбался.
– Тогда вам не будет скучно! И пусть Элейхо пошлет вам крепких детей и долгую жизнь просветленной шире… Что-нибудь еще?
– Пусть позаботятся о нашем корабле, – Нерис повернулась к левиафану, который покачивался рядом с плотом. – Пусть его опутают сетью и прочно привяжут, но не поднимают на палубу. Без воды бхо погибнет.
– Будет исполнено. – Кордоо слегка присел, на этот раз – не больше ладони, и показал хвостом на одного из копьеносцев. – Руун, мой брат, проводит вас в жилище и проследит, чтоб ваши подстилки были мягкими, а пища – обильной.
С этим Рууном Дарт в ближайшие дни облазил даннитское судно от киля до клотика. Руун являлся не кровным братом, а собрачником адмирала, самым младшим из супругов почтенной Дии-ди, рослым, крепким, добродушным существом, склонным к юмору. Серый мех его лежал волосок к волоску, воротник, сплетенный из ярких разноцветных нитей, был вдвое шире адмиральского, а кожаный пояс, украшенный менявшими цвет раковинами, служил заодно джелфейром. На поясе болтались костяной клинок и огромная фляга, а к воротнику спереди и сзади были привязаны мешочки для всяких нужных мелочей. Пахло от Рууна приятно, медом и цветущим лугом, и Дарт решил, что новый его знакомец – из даннитских щеголей.
В осмотре плота препятствий ему не чинили. Это сооружение, связанное из чудовищных, диаметром в рост человека, бревен тянулось на шестьдесят шагов в ширину и двести двадцать в длину, а экипаж состоял из семей адмирала и его ближайших помощников и сподвижников. Было их не меньше пятисот, и, если принять во внимание другие плоты и восемь десятков катамаранов, в даннитском воинстве насчитывалось тысячи три бойцов.
Бревна, покрытые гладкой бархатистой корой, были удивительно легкими, и плот высоко сидел в воде. Палуба, собранная не из досок, а из полос таато, напоминавшего толстый пористый картон, казалась прочной и ровной; этот материал, по утверждению Рууна, добывали в заброшенных гнездах каких-то существ, птероидов или больших насекомых, водившихся в даннитских землях. Жилая башня о трех этажах тоже была построена из таато, а ее балконы, галереи и лестницы поддерживал бревенчатый каркас, пропитанный таким же клейким веществом, как на галере тьяни. Осмотрев башенку, Дарт заключил, что идея строительства все же не чужда жителям Диска – хотя бы в том, что касалось транспортных средств. Не единственный из его выводов; заметив, что огонь разжигают с большой осторожностью, лишь во время ночного привала и никогда – на корабле, он догадался, что таато горит как порох.
Тайной, будившей его любопытство, был способ передвижения плотов. Легкие верткие катамараны шли под парусом, но на плотах ни мачт, ни весел не имелось – да и какие гребцы и паруса могли бы гнать против течения эти неуклюжие громады? Но они двигались – неторопливо, плавно и будто без всяких усилий. Как именно, Руун не мог или не пожелал объяснить; он только стучал хвостом по палубе, поглаживал объемистое брюхо и бормотал: «Бхо… сильные бхо – там, внизу… сидят на деревьях и…» Тут его лапы приходили в движение, будто загребая воду, а хвост начинал выписывать круги, что означало у даннитов высшую степень восторга.
