Даяна дотронулась до грязной исцарапанной руки с заскорузлыми от тяжелой работы пальцами и ощутила жар, идущий от тела.
В деревне случилась эпидемия ползучей одры. Карантинные заставы окружили селение и пропускали только телеги с инфекционными больными, выезжающие на дорогу, ведущую к океану. Испокон веку от заразы избавлялись морскими ваннами. Больных свозили на мелководье и просто сбрасывали на густую подложку разросшихся водорослей.
Позже Даяна исследовала эти водоросли. В них содержались элементы, способные противостоять развитию болезни. Сахуристарцы знали об этих способностях морской травы, но также опытным путем они выяснили — водоросли теряли целебную силу, едва начинали высыхать. Больных свозили на мелководье, притапливали в воде так, чтобы только головы торчали, и держали в этом состоянии не менее двух суток.
Болезнь отступала.
Но только у тех, кто получал уход от родственников, друзей или просто сердобольных односельчан. Человек, оставленный без присмотра, просто захлебывался в первой же приливной волне.
У Бабуса не было родственников в деревне. Его жена давно умерла, детей они не нажили, и как получилось, что умирающий старик оказался в придорожной канаве, так и осталось тайной. Бабуса, видимо, везли на последней телеге из направляющихся к океану. И то ли он вывалился в бреду, а возница не заметил, то ли кто-то сбросил беспомощного старика, чтобы не создавать себе заботу…
Кто ж признается в подлости? Даяна подержала пальцы на пульсе бедного старичка. Он был еле слышен, слаб и сбивчив.
— И что ты предлагаешь? — обратилась она к коту.
Кот демонстративно сел задом и принял позу суровой добродетели. Даже полосатая спина Кавалера выдавала презрение: «Что за вопросы, леди Геспард, вы не можете оставить человека подыхать в сточной канаве. Я, как добропорядочный кот, не желаю участвовать в этаком злодействе…»
— Ладно, поборник нравственности, — усмехнулась Даяна. — Повезли твоего деда к нам в дом.
Той ночью Даяна впервые нарушила все правила строжайшей конспирации. Во-первых, поняв, что самой ей с болезнью не справиться — организм старика был сильно изношен временем и неправильным образом жизни, — она вызвала орбитальный челнок не грозовой ночью, а при полной луне и ясном небе. (Деревня была так занята нарастающей эпидемией, что Даяна решилась на риск.) Во-вторых, она привезла человека с закрытой планеты на орбитальную станцию.
Робот-погрузчик перенес бредящего старика из челнока в медицинский отсек, Даяна, следуя за ними, на ходу давала указания базе:
— Активизировать геронтологическую капсулу с терапевтическим приводом. Больного помыть, провести полный курс лечения и… почистите ему печень, что ли…
Кавалер при этих словах согласно мяукнул. Винные пары, казалось, не способна была выветрить из Бабуса никакая болезнь.
Старика бережно уложили в медицинскую капсулу, и Даяна дала последнее указание:
— Он не должен ничего помнить. Сделайте ему щадящую инъекцию снотворного…
Утром подстриженный, отмытый Бабус очнулся на широченном сундуке-лавке в кухне Даяны. Ларь был застелен мягким тюфячком, под головой благоухала травами свежая подушка, старик испуганно подтянул легкое, но очень теплое одеяльце к подбородку и сразу заметил, что все не так.
Прежде всего — руки, тянущие край одеяльца, были удивительно чистые. «Как у девушки, — повертев перед носом пальцами без привычных траурных каемок на ногтях, подумал Бабус. — Прям нежные да чистые… хоть снова в женихи…»
Почему такая чистая «девушка» вдруг захотела в женихи, Бабус не задумывался. Его ассоциативное мышление работало в особом порядке: где отмытые девушки, там и женихи неподалеку.
Вторым по значимости фактором было удивительное восприятие запахов. Бабус давно отвык ощущать что-то, кроме кислого запаха дешевого винца и густого духа трактирной похлебки с сильно подгоревшим луком, что подавали ему за колку дров, носку воды, пригляда за лошадьми…
Конский навоз, кстати говоря, ноздри Бабуса тоже как-то не тревожил, этот флер следовал за Пивной Кружкой как запах родного тела.
«И меня, такого вонючего, да в чистую постель?!» — встревоженно подумал Бабус, потом задрал одеяльце и потянул носом — жених, однозначно жених! Таким чистым Бабус не был лет двадцать, со времен, когда не стало жены.
На шорох одеяла и пыхтение Пивной Кружки из-за печи вышел крупный полосатый кот, и старик с некоторым огорчением понял — не в доме у некой сумасшедшей невесты он, а очень даже наоборот — у лесной ведьмы оказался.
— Хорошего вам дня, сосед, — почему-то сказал Бабус коту. (Обращение «сосед» заменяло в деревне все прочие адресации.)
Коту такая деликатность и вежливость пришлись по вкусу. Он прыгнул на соседний ларь, стоявший у окна, и вроде бы отправил старику ответное приветствие.
«Точно сбрендил! — перепугался Бабус. — С котами разговариваю… Хотя… если уж сошел с ума — не помню, как отмылся, как выздоровел, как вообще сюда попал, — то почему бы не получить от сумасшествия подарок? Науку понимать котов, например…»
Фатализм деревенского пьяницы всегда помогал Бабусу адаптироваться в любой ситуации. Отлупили — плохо, не отлупили — уже отличный повод, чтоб напиться, за что потом опять-таки отлупят.
— Э-э-э-э… котик, а нельзя ли старичку стаканчик винца? А?
Откормленный, ухоженный «котик» — даром что морда да уши местами в схватках драные, что, впрочем, очень роднило старика с котом, — недовольно прищурил желтые глаза и отвернул морду.
— Что, жалко? — ныл старик. — Один стаканчик… похмелиться…
«А с чего бы это вдруг тебе опохмеляться?» — подумал то ли Бабус, то ли кот, но здравая мысль тем не менее вернула старика к действительности.
Похмелья, ставшего привычным уже много лет не было в помине. Чистые «девичьи» руки не тряслись, сухой язык не царапал нёбо, в голове легонько гуляли всяческие приятственные мысли… о жениховстве, например…
«Ой, да не в раю ли я?! — окончательно перепугался Бабус и подскочил. — Нет, не летаю, и крыльев нет, а на адское пекло как-то не похоже… У ведьмы я, у ведьмы, это она меня вылечила».
Легкие шлепки босых ног по деревянным ступеням лестницы заставили Бабуса юркнуть под одеяло и притвориться спящим. «Чтоб казнь какую мне замыслить, вроде не похоже, но кто их знает, этих ведьм… Еще превратит в рабочую лошадь, ломайся потом на пашне…»
Откуда у ведьмы пашня, на которой требовалось ломать рабочих лошадей, Бабус как-то не подумал. Просто уж больно живописный образ возник перед глазами: несчастная неопохмеленная кляча волочет за собой железный плуг… тяжелый, как прожитые годы…
