– Я за лошадьми, – сказал Андрей. – Сходи пока, закупись.
Стас кивнул, развернулся, молча побрел в сторону магазина тканей – все же полностью на самообеспечении деревня прожить не могла: часть строительных материалов, ткани, инструмент, некоторое количество топлива для электрогенератора на зиму (летом хватало солнечных батарей, привезенных в деревню еще Всеволодом Владимировичем) и некоторые другие вещи приходилось покупать. Впрочем, только для того и затевалась вся торговля – сами по себе деньги в деревне никому не были нужны.
В этот раз требовалось купить довольно много ткани – в деревне сейчас было двенадцать детей, и вся одежда на них словно горела, да и у взрослых износилась за последний год. В магазине всего нужного не нашлось, но молодому человеку предложили подождать полтора часа, и все доставят со склада. Стас пожал плечами – ему было без разницы. Продавец, конечно, принял это за согласие, взял предоплату и вернул через два часа – для надежности.
Ветровский обошел все остальные магазины, с трудом дотащил купленное до телеги, оповестил Андрея о том, что за тканями надо будет зайти через полтора часа, и пошел искать подарок для Леси – денег осталось больше, чем он рассчитывал, и Всеволод Владимирович не обидится, если Стас потратит несколько евро на безделушку, которая порадует девушку.
В глаза бросилась яркая неоновая вывеска – старая, потрепанная, но крикливая: «Виртуал-центр». Стас подумал минутку – и зашел.
– Мне нужен доступ в инфосеть на полчаса, – сказал он администратору.
Полный парень в игровом костюме, от которого отходило десятка два проводков, удивленно оглядел клиента.
– Вы умеете пользоваться компом? – недоверчиво спросил он.
Стас хотел было съязвить, но сдержался.
– Да. На уровне продвинутого пользователя.
– Хорошо. Пятая машина, полчаса, неигровой доступ в инфосеть, – скомандовал он в микрофон, прицепленный к вороту костюма. – С вас один евро.
Ветровский молча расплатился и так же молча прошел к компу.
Оказывается, пальцы совсем отвыкли от клавиатуры – он то и дело не попадал по старенькому сенсору, смазывал, набирая совсем не то, что хотел, но умный браузер понимал запросы, невзирая на опечатки.
Да, мир успел перевернуться. Вниз головой и в пропасть.
Полная автоматизация городского метро в Петербурге и Москве, частичная автоматизация флаер-такси. Увольнения на крупных предприятиях, замена живых работников машинами. Последние годы использования автомобилей – закон, запрещающий их использование, вступит в силу первого января две тысячи семьдесят седьмого года, то есть – через полтора года. Государственный совет объявил о пересмотре финансирования муниципальных учреждений благотворительной направленности, таких как: бесплатные больницы, детские дома, бюджетные школы. По словам министра финансов, «благотворительные учреждения потребляют существенную часть бюджета, никоим образом не окупая затраченных денег». Также в совете обсуждается вопрос о введении принудительной эвтаназии для граждан РФ, достигших семидесятилетнего возраста и не имеющих возможности окупать свое существование. «Принудительная эвтаназия – это как соленый сахар», – отстраненно подумал Стас. И тут же, в тех же новостных сводках – популярная певица Алеско сожгла клуб, в котором ей не оказали должного внимания, погибли семь человек из обслуживающего персонала клуба, певицу приговорили к выплате штрафа владельцу клуба в размере ста тысяч евро и выплате компенсаций семьям погибших, размер компенсации на каждого погибшего составит одну тысячу шестьсот пятьдесят три евро. Автогонщик Клаус Ханцмер, многократный победитель Формулы-один, призер Европейской Олимпиады, чемпион мира в городских гонках посетит Петербург: город готовит торжественную встречу гонщику номер один, в программе праздника – мастер-класс спортивного вождения и специальная гонка, победитель которой получит настоящий гоночный флаер. На праздник планируется выделить около…
Стас не стал дочитывать – коснулся экрана, закрывая страницу с новостями. Да, этот мир спасет только принудительная эвтаназия. Произошло окончательное разделение населения на несколько слоев: те, кому можно все, те, кому можно многое, те, кому что-то все-таки можно, и те, кому нельзя ничего. И еще те, кого нужно уничтожить: изгои общества, преступники, беспризорники, старики, больные, ненужные дети…
– Господи, если Ты есть – пожалуйста, сделай что-нибудь, – прошептал Стас, невидяще глядя в экран. – Пожалуйста, хоть что-нибудь. Хуже уже не будет, но вдруг станет лучше?
Господь не отвечал, и Стасу пришлось открыть глаза. На экране всплыло рекламное окно очередного почтового сервиса, и Ветровский вспомнил, что именно на этом сервисе он когда-то давно, еще во времена наивного и нелепого студенческого Ордена создавал резервную почту, адрес которой знали только самые близкие друзья.
Не позволяя себе подумать, что и зачем он делает, молодой человек перешел по ссылке, ввел логин, пароль, комбинацию кода и ответ на проверочный вопрос – «арн ил аарн». Ну да, что еще он мог тогда поставить на свою почту?
«В вашем ящике сто тридцать пять непрочитанных сообщений», – доложила программа. Стас коснулся сенсора, пролистнул страницу, другую – все до единого письма от одного и того же адресата. Алика Гонорина.
Первое письмо пришло три года назад, в июле две тысячи семьдесят второго, – в то время Ветровский еще только-только начал осваиваться в корпорации.
«Не знаю, зачем пишу тебе – ты же не сможешь прочитать… но если вдруг сможешь – мало ли, как повернется, – я хочу, чтобы ты знал: я благодарен тебе за то, что ты дал мне смысл жить дальше, невзирая ни на что. Я верю, что ты освободишься, верю, что ты не сломаешься. Я верю в тебя, Командор. И очень хотел бы, чтобы ты тоже сохранил веру в нас».
Сентябрь того же года:
«Знаешь, а ведь у нас все получилось. Это не то, чего ты хотел, не то, во что мы все верили, о чем мечтали, но это гораздо больше, чем то, на что мы могли рассчитывать».
Декабрь того же года:
«Сегодня у нас пополнение – я взял волонтером моего соученика с педагогического факультета. Дал ему прочитать книгу, он загорелся идеей, хочет вступить – но я сказал ему, что не могу принимать решение о вступлении в Орден без тебя».
«Стас, ты нужен нам. Я не знаю, где ты, что с тобой, но просто знай – ты нам очень нужен. Ты не имеешь права нас теперь бросить».
«Пишу тебе, как будто в свой дневник. Жду и боюсь того дня, когда ты прочитаешь все это. Знаю, я выгляжу идиотом. Но я до сих пор не жалею ни о чем».
Апрель две тысячи семьдесят третьего года:
«Только что позвонили из полиции, спрашивали про тебя, хорошо ли я помню твое лицо. Когда я ответил – хорошо, велели ехать в морг на опознание. Я верю, что это не ты. И я рад этому звонку – значит, ты на свободе. Значит, ты еще вернешься. Приеду из морга – напишу тебе».
