Учитель проводил взглядом Дмитрия Дмитриевича, потом, оставшись в одиночестве, некоторое время походил по кабинету, словно бы переключаясь внутренне на другой ритм, и наконец, сел к компьютеру. Коротенькие пальцы ловко пробежались по клавиатуре, и вскоре на экране высветился портрет немолодого, усталого человека с острым взгядом проницательных карих глаз.
Побежали строки текста: Коваль, Владимир Захарович, родился, учился, женился, работал…
— Тэк-с… — вслух проговорил Учитель, нажал ещё несколько клавиш, и на экране появилась другая информация:
Личные качества: логик, прагматичного склада, недоверчив к непроверенной информации любого уровня, педант. В работе приветствует принцип единоначалия, недоверчив с сотрудниками, старается полностью контролировать все этапы работ, склонен к утаиванию информации. В отстаивании своих взглядов последователен, иногда — до упрямства. Работу ставит на первое место в жизни (тест 19/04), очень честолюбив, но без диктаторских замашек, к критике относится спокойно (аномалия типажа).
В нерабочей обстановки — холоден, плохо идет на контакт, циничен до грубости при общении с людьми, чей социальный статус ниже (тест 09/01). Дружеские контакты — умеренные, в дружбе замкнут, позволяет ценить себя другим (закольцованный эгоизм). Болезненно реагирует на общение с детьми, раздражителен, злобен.
Сексуальная ориентация — гетеросексуал, особых отклонений не обнаружено, при тестировании выявлены скрытые склонности к визионизму и пассивному садизму (отцовский комплекс).
В политическом плане представляет интерес, как последовательный приверженец идеи прихода к власти старых управленцев-профессионалов, разбавленных молодыми интеллектуалами. Не агрессивен, но признает целесообразность насильственных действий и необходимости «малой крови», если это позволит избежать «крови большой». Асоциален в силу традиционно обеспеченного происхождения (среди родственников по отцовской линии — крупные чиновники царского правительства, работники Наркомата железных дорог, Миннистерства Тяжелой Промышленности, крупные ученые-физики).
Здоров, спортивен, склонен к эпикурейству, но без явновыраженных излишеств. К алкоголю не пристрастен, для снятия стресса предпочитает чтения и длительный сон (наблюдения).
Резюме: пригоден для работы в превентарии в качестве руководителя темы или проекта. Пригоден к агентурной работе в качестве агента убеждения. Пригоден к использованию в качестве агента связи. НЕ ИСПОЛЬЗОВАТЬ НА РУКОВОДЯЩИХ ДОЛЖНОСТЯХ! Индекс лояльности — 06.
Учитель дочитал последнюю строку, удовлетворенно откинулся на спинку удобного вертящегося кресла, хруснул пальцами, потом встал, подошел к окну и замер перед открывшейся панорамой ночной Москвы, негромко бормоча:
— Что день грядущий нам готовит, а? Что?..
В понедельник Воронцов, как обычно, в восемь утра уже был в НИИЭАП, где его ждала закрепленная за Пашутиным машина, а в половине девятого стоял перед новенькой, коричневого цвета, стальной дверью Игоревой коммуналки.
Вообще, по идее, Пашутин к моменту приезда Сергея уже должен был быть готов, одет, умыт и даже, что назывется, позватракавши, но это на самом деле случалось крайне редко — творческая натура Пашутина любила с утра сладко поспать, и чаще всего Воронцов поднимал электронщика с кровати, сержантским голосом командуя: «Рота, подьем!!!».
Особенно сонным было понедельничное утро, и Сергей уже заранее приготовился, что сейчас на его звонок дверь откроет Элеонора Тимофеевна, и ему придется идти будить Пашутина, но все получилось по другому…
Едва палец Воронина дотронулся до кнопки звонка, как дверь с характерным лязгом распахнулась, и перед Сергеем предстал всклокоченный Пашутин с совершенно безумными глазами.
— Привет! Ты чего? Игорь, да что с тобой? — удивленно поинтересовался Воронцов, входя в квартиру. Пашутин молча потащил его за рукав через темный коридор в свою комнату.
В комнате царил жуткий бардак. У Пашутина вообще-то было обычно… ну, мягко говоря, не прибрано, а тут удивленному взору Воронцова предстал полный разгром.
— Тут что, обыск делали? — встревожено спросил он у Игоря. Тот помотал головой, и сказал сиплым шепотом, наклоняясь к Сергею:
— Меня хотели застрелить! В меня стреляли! Через окно!
— Да ты что! Ты цел? Кто, когда, да рассказывай же! Что ты видел!?
Игорь сел на разосланную кровать, глотнул апельсинового сока из яркого литрового пакета, стоящего посредине стола, и уже более привычным голосм заговорил:
— Я всегда сплю с открытой форточкой, ты знаешь! Батареи у нас шпарят, как сумашедшие… Ну, часов в шесть утра, темно было, я проснулся… м-м-м, гостью проводить одну! Вернее, я хотел проводить, а она…
— Что — она?! — сдержано спросил Воронцов, чувствуя, как внутри его все несколько напряглось, словно среагировав на сигнал: «Внимание — опасность!».
Пашутин покраснел, и торопливо продолжил:
— Она ушла уже… Без провожания…
— Все вещи на месте? — быстро спросил Сергей, окидывая взглядом комнату.
— Да, конечно, я проверял! Да ты слушай: Смотрю я на часы, соображаю, что жуткая рань, потом глянул в окно — все тихо, никого. А потом пошел на кухню, пить мне захотелось, а в холодильнике у меня пакет сока стоял, вот этого самого! Свет я не стал включать, и так все на ощупь знаю, а Элеонору Тимофеевну лишний раз не хотелось тревожить. Ну, взял я сок, возвращаюсь назад, и что-то мне не понравилось в комнате… Не знаю, как обьяснить, словно в воздухе следы какие-то… Нет, понятно, что это чушь, но мне так показалось, понимаешь!
— Ага! — кивнул Воронцов: — Следы ночных утех и скачущие тут и там лобковые вши!
— Дурак, она не такая! — взвился было Игорь, потом потух и продолжил обычным голосом:
— Это не то, понимаешь? Я сел на кровать, опять посмотрел в окно, и вижу, что кто-то спускается по пожарной лестнице, вон по той, на соседнем доме! И с собой тащит жердину… или палку такую, длинную, или лом! Ну, думаю, рабочий какой-нибудь, с утра пораньше уже на крышу лазил, проверял что-то… А это был киллер!
— Да с чего ты взял, Игорь! Успокойся, возми себя в руки, ты просто переутомился! — Сергей сел на стул, напротив Пашутина, хлопнул Игоря по колену, тот вдруг вскинул на Воронцова свои напуганные глаза, отшвырнул одеяло:
— Успокоиться?! А ты бы смог успокоиться, супермен хренов?! На, смотри!
Воронцов привстал со стула, и увидел — в смятой, лежащей косо, боком подушке, как раз там, где были следы от Пашутинской головы, отчетливо виднелись четыре аккуратные дырочки, из которых торчал пух набивки…
