— Вася, будь осторожен, имея дело с таким человеком, как майор Виталий Ковальчук! — Немецкий характер Альфреда Нетцке не давал ему покоя, он решил снова немного поучить своего русского друга и товарища. — Ты бы лучше присмотрелся к той информации, которую майор в своем же сознании запрятал подальше от самого себя! Если бы ты, Вася был бы более внимателен, то свое внимание обратил бы на этот маленький слой информации. В нем говорится о звонке из Москвы, сделанный майором примерно месяц тому назад! О только что пришедшей бумаге из Москвы с требованием твоего депортирования, как пойманного тобой же немецкого диверсанта. В этой же бумаге содержится упоминание о тебе, но ни слова не говорится о том, в чем же именно ты обвиняешься?!
— Альфред, ну, и что во все этом интересного? Я не совсем понимаю, почему ты, Альфред, вообще обратил внимание на эту ерундовую информацию? Центральный аппарат НКВД поступил правильно, затребовав немецкого диверсанта в Москву для дальнейшей его разработки! Но при чем здесь я?
— В этом то все дело, Вася! Майор Ковальчук оказался большим хитрецом, к тому большим неудачником. Он поспешил информировать Москву о поимке немецкого диверсанта. Кажется, причем здесь ты, почему особисты тебя арестовывают? Майор Ковальчук пошел на все эти меры всего лишь по одной причине. Его головорезы-особисты во время допроса перестарались! Они до смерти замордовали диверсанта из группы Клауса Шуманна. Теперь ему приходится на тебе отыгрывать свои потерянные позиции. Поэтому он собрался тебя отправить в центральный аппарат НКВД вместо умершего под пытками немецкого диверсанта! Словом, можно было бы сказать, что майор Ковальчук оказался у разбитого корыта, как та твоя старуха из русской сказки! Именно в этот момент майор Кравчук получает донос красноармейца Слюсаренко о твоем порой странном поведении, о твоих словах в адрес немцев! Тогда он решил скомбинировать, тебя арестовать, как немецкого шпиона-провокатора. И в Москву, в центральный аппарат НКВД он намерен именно тебя, Вася, теперь тебя отправит вместо как бы случайно умершего диверсанта.
— Но я же не немецкий диверсант!
— По этому вопросу майор Кравчук рассуждает очень просто! Да, ты, сержант Васильков, пока еще не являешься немецким диверсантом! Но, пока в Москве с этим делом будут разбираться, тебя допрашивать, то пройдет достаточно много времени! Майор же за это время постарается каким-либо образом выйти сухим из этой не совсем хорошей для него истории! Он постарается облить тебя грязью таким образом, чтобы ты не смог бы выбраться из подвалов, карцеров московского НКВД!
1
Все еще было темно, когда «Эмка» с арестованным сержантом Васильковым в сопровождении двух красноармейцев-конвоиров конвойных войск НКВД, а также командиром конвоя, младшим лейтенантом НКВД Захарченко, по Симферопольскому шоссе въезжала в Москву. В начале пути Ваську, так и не развязав ему руки, усадили на заднее сидение автомобиля между двумя конвойными красноармейцами. Они его подопрели с обеих боков, плотно прижимаясь к нему своими не менее могучими плечами. В эту ночь температура упала на пять градусов ниже ноля, выдалась прохладной, с колючим холодным ветром. За все время поездки Васька не ощущал холода, несмотря на то, что салон «Эмки» не обогревался. Благодаря создавшейся тесноте на заднем сиденье этого советского автомобиля, конвойные красноармейцы его обогревали своими телами. В то время, как лейтенант энкеведешник Захарченко, занимавший переднее пассажирское сидение, своими зубами из-за этого мороза выстукивал барабанную дробь, хорошо слышимую и на заднем сиденье.
Лейтенант Захарченко удавалось согреваться только в те моменты, когда их «Эмку» останавливал дорожный патруль милиции или НКВД для проверки документов. Тогда этот лейтенант прямо-таки выскакивал из автомобиля и, пока патруль проверял его документы, несколько раз обегал вокруг «Эмки». Эти его пробежки Ваське напомнили о том времени, когда он вместе с призывниками из села Подкаменки ехал в райцентр Долгодеревенское.
Тогда уже он заставлял пьяных уральских призывников совершать пробежки во время поездки по уральской дороге, спасая их от верной смерти на том холодном ветру! В тот момент, когда в его памяти одно за другим всплывали лица тех шестерых призывников, лицо самого Васьки грустным с каждым разом становилось все более! Он думал о том, что теперь Зинка из села Подкаменки не дождется возвращения своего Кольки Лихолетова! Из шести призывников из этого уральского села уже погибло двое, Колька Лихолетов, судьба двоих, Власова и Николаева, неизвестна! Если дело будет продолжаться вот таким образом, то вряд ли кто из этих призывников вернется обратно в свое родное после победы!
— Ты, Васька, это, давай, прекращай свои воспоминания о погибших друзьях, товарищах! Думай о том, что в Москве нам предстоит большая работа! Вместо того, чтобы грустить, горевать, ты бы лучше подумал о том, как бы нам избавиться от этих оков, снова вырваться на свободу! А то я вижу, что ты слишком уж расслабился, видимо, решил немного отдохнуть во внутренней тюрьме на Лубянке?!
— Альфред, это не совсем так, как ты сейчас думаешь! Инициатива об отдыхе исходит не от меня, а от начальника Особого отдела дивизии, майора Ковальчука! Ты об этом прекрасно осведомлен!
— Да, согласен, что это не твоя личная инициатива! Но ты должен помнить о том, что в Москву мы должны были прибыть…
— Нас доставили под конвоем!
— Что в Москву нас доставили под конвоем не для спокойной отсидки в тюремных условиях, а для организации, проведения большой работы! Причем, к этой работе нас немало времени готовили! Доверие нам оказал сам адмирал Канарис! Теперь мы попросту должны ему доказать, что мы сможем выполнить порученное нам задание!
В тесном, необогреваемом салоне «Эмки» они провели чуть более пяти часов. Симферопольское шоссе было в ужасном состоянии, наледь на наледи, колдобина на колдобине! Слава богу, что в темное время суток немецкая авиация мало летами. Ночным же бомбардировщикам немцев их «Эмка» не представляла какого-либо интереса! Время от времени оставляемый на контрольно-пропускных пунктах для проверки документов у его пассажиров, этот советским автомобиль продолжал свой путь к Москве, подсвечивая шоссе своими синими подфарниками. Порой шофер выжимал из своей «Эмки» скорость в сорок-пятьдесят километров в час. На подъезде к городу шофер и его пассажиры вдруг увидели, как далекий горизонт с жилыми зданиями на его фоне вдруг начал освещаться разрывами авиабомб, заревом пожарищ. Минуты через две до их ушей донесся неясный гул стрельбы зенитной артиллерии, звуки взрывающихся авиабомб!
Ваську до глубины души поразили световые лучи, вдруг возникшие в поднебесье. Они хаотично рыскали по небосводу до тех пор, в их захват не попадали серебряные крестики немецких «Юнкерсов 88»! На глазах Васьки два таких крестика вдруг загорелись, стали круто падать вниз, к земле!
За все время дороги до Москвы в салоне «Эмки» не прозвучало ни единого слова! От нечего делать и, про себя желая, чтобы побыстрей закончилась бы эта утомительная тряска от поездки от запущенного, не убираемого шоссе, Васька углубился в сознания своих конвоиров, но ничего интересного в них так и не обнаружил. Один из его конвойных оказался родом из сельчан, из колхозников, другой работал токарем на одном из пермских заводов. Этих конвойных объединяло одно лишь чувство страха, полной безысходности перед отправкой на передовую, они боялись немца! Сейчас они оба благодарили свою судьбу только за то, что после военкомата их распределили не в действующую часть РККА, а в конвойные войска НКВД. Чтобы и дальше, не бедствуя, служить в этих войсках, чтобы случайно не попасть на фронт, в эту мясорубку, эти два недоразвитых идиота были готовы выполнить любой приказ своего командира. Они были готовы поднять руку на родного отца, на свою мать, до полусмерти их избить, даже убить, лишь бы самим не попасть на передовую!
Еще во время езды в автомобиле Ваське ничего не оставалось делать кроме того, как раздумывать. Он прямо-таки прочувствовал, что за месяц боев за Тулу он сильно устал, а сейчас же ему собираются предоставить небольшой отдых перед предстоящей большой работой. Пару часиков он продремал, осознав, что с того момента, когда эшелон с уральскими призывниками прибыл в Тулу, ему ни разу не удалось нормально выспаться. Месяц боев под Тулой едва не превратил Ваську в сомнамбулу, в лунатика. В те времена только-только он веками прикрывал свои глаза, как его будил капитан Дубасов, приказывал бросить бойцов свое взвода на прикрытие той или иной прорехи в обороне роты или соседнего батальона! В салоне же автомобиля ему не давали поспать конвойные красноармейцы. Эти здоровенные буйволы начинали его толкать своими локтями или крепко его сжимать плечами с обеих сторон, как только он прикрывал веками свои глаза.
