А потом Петр Иванович своих специалистов для допросов вызовет и сам в них поучаствует. Все будет хорошо, не переживай.
– Да я особо не переживаю. Так и думаю. Расколют комитетчиков. Только кроме полковника никто из них ничего не знает, скорее всего. Простые исполнители.
– Посмотрим, – улыбнулся краями губ Сергей Иванович.
– Кстати, товарищ капитан, хотел у вас один вопрос уточнить, – я замолк, вопросительно глядя на офицера.
– Спрашивай, – разрешил ГРУшник.
– Откуда на бойцах бронежилеты? Их же сейчас массово не выпускают? Сделали в конце пятидесятых около полутора тысячи штук моделей 6Б1 и отправили на склады. Лишь в случае войны планировались поставки в войска.
– Можно сказать благодаря тебе, – ухмыльнулся капитан. – Рассказы об Афганистане так впечатлили Петра Ивановича и твоего деда, что они сумели заинтересовать Ахромеева, а затем продвинуть вопрос в Генштабе. Убедили Огаркова, а потом уже все вместе Устинова, начать разработку улучшенных моделей, а затем серийное производство бронежилетов. Потому что, в случае какого-либо конфликта, каждый день без такой защиты – погубленные жизни бойцов. А ведь сразу ими пользоваться на полную катушку не получится. Надо притереться, научиться надевать, посмотреть, насколько комфортно в них будет бойцам.
Поэтому договорились раскидать имеющиеся модели по частям, и оснастить ими в первую очередь подразделения ГРУ, выполняющих задачи специального назначения. Командирам была поставлена задача, прогнать бойцов в бронежилетах, поработать с ними как следует, посмотреть, насколько они практичны и эффективны в полевых условиях. А заодно в ускоренном темпе приучить подразделения пользоваться такой защитой, и протестировать её и спецназовцев в разных ситуациях. Так что, они уже почти месяц с такой экипировкой кроссы бегают и боевые задачи отрабатывают.
– Это хорошо, – обрадовался я. – Если даже десятки жизней наших парней они спасут, будет здорово.
– Согласен, – одобрительно кивнул Сергей Иванович. – Иногда приходится жертвовать людьми. Служба у нас такая. Я сам бывал в подобных ситуациях. Один раз мы с кубинцами схлестнулись с южноафриканскими коммандос. Тогда выполняя приказ, мы прикрывали отход…Неважно кого. Думал, всё кирдык мне и ребятам пришел. Обошлось. Но…
Капитан на секунду замолк.
– Знаешь, я помню каждого нашего парня, погибшего в Анголе и Вьетнаме. Все ребята мне до сих пор снятся. А самое страшное, даже не то, когда пули над головой свистят, и снаряды рядом рвутся. Я наверно кощунство скажу, но… И к трупам с распотрошенными телами, без ног, рук и голов со временем привыкаешь. Сначала блевать тянет, руки ходуном ходят, плохо очень, а потом отупение какое-то наступает. Как будто это где-то там далеко происходит, не с тобой рядом. Так вот. Самое страшное, это когда приезжаешь к родителям погибшего офицера, приносишь деньги, документы, вещи сына, и смотришь им в глаза. Они стоят старенькие, морщинистые, замершие в своем горе. Качаются, поддерживают друг друга. Ты им что-то говоришь, но старики уже ничего не слышат. А на лицах такая боль, такое страдание, что у тебя душу рвет на части, хочется сквозь землю провалиться. Понимаешь, что это война, что ни в чем не виноват, парень сам выбрал профессию, и ты ничего поделать не мог, но чувствуешь себя….
Сергей Иванович шумно выдохнул и продолжил:
– Провалиться сквозь землю хочется. И думаешь: «Господи, за что? Лучше бы я погиб вместо него, чем стоять вот так перед стариками и видеть всё это»….
Я промолчал. В горле опять образовался огромный тяжелый ком. Дышать стало невыносимо трудно. Перед глазами встали лица погибших в Афгане парней: Саша Клименко, Паша Мороз, Ержан Баймуратов, Гоша Чиковани, Азиз Ахметов, Витя Коломийцев…
Что я мог сказать капитану? Только сочувственно промолчать, вспоминая своих парней. И мысленно пообещать себе, что сделаю всё возможное, чтобы в этот раз сохранить им жизни.
– Такие дела, – пробормотал капитан, глядя куда-то вдаль затуманенными глазами. Вася управлял машиной, всматриваясь в ночную мглу. Алла молчала, покраснев и стиснув челюсти. Видимо, исповедь начальника тоже пробудила у оперативницы неприятные воспоминания.
Минут двадцать мы молчали, наблюдая за пролетающими мимо машинами, деревьями и домами. Я задумался, прикидывая варианты борьбы с Андроповым. Очередное озарение яркой вспышкой сверкнуло в сознании.
Я встрепенулся, глянул на нахмуренного, задумчивого капитана, и сказал:
– Сергей Иванович, мне тут в голову ещё кое-что пришло насчёт Андропова.
– Что? – вздохнул ГРУшник, выплывая из тумана грустных воспоминаний.
– Есть перспективное направление работы. У Андропова имеется первая жена – Нина Ивановна Енгалычева – дочь заведующего череповецким отделением Сбербанка. Он женился на ней в 1935 году. А уже в 1940 году встретил новую пассию Татьяну Лебедеву, ставшую его второй женой. Первую семью с детьми Андропов подло бросил. Даже во время войны Нина писала возмущенные письма в партийные органы, что Юрий не помогает детям, они ходят в рваной обуви и голодают. И только после возмущенной реакции коллег по партии, Андропов начал поддерживать первую семью материально. От брака с Ниной у председателя КГБ родилось двое детей. Дочь – Евгения и сын – Владимир, который имел две судимости за кражи. Интересно, что с подобным багажом, партийная карьера Андропова не должна была развиваться. А в КГБ вообще не принимали людей с такими родственниками. Но Юрий Владимирович умудрился обойти эти запреты. Летом 1975 года его сын скончался в возрасте 35 лет, и Андропов даже не приехал на его похороны. К чему это рассказываю? Первая жена очень зла на мужа из-за его бесчеловечного отношения к семье и детям. И может рассказать немало интересного о Юрии Владимировиче. Её удерживает только страх за дочь. И сам Андропов, начинает трястись и белеть, когда его спрашивают о первой семье. Видимо, ему есть чего бояться. Нужно чтобы опытные опера покопали в этом направлении. И здесь есть два варианта. Либо обратиться за помощью к Щелокову, чтобы выделил лучших людей. Но этот вариант чреват утечкой информации. Либо задействовать уже знакомого нам Ставропольского оперативника – Виктора Кузьмича Проценко, с которым мы работали по Горбачеву и брали теневика. Там ещё вор в законе под замес попал. Я знаю, что вы, Сергей Иванович, поддерживаете с ним отношения. Проценко должен справиться.
Уверен, если грамотно построить диалог и дать понять женщине, что дни Андропова сочтены, а её показания помогут добиться справедливости, мы узнаем немало интересного.
– Хорошо, – задумчиво кивнул капитан. – Попробуем. Я доложу Петру Ивановичу о твоём предложении. Думаю, он не будет против.
Ночная трасса сменилась знакомыми очертаниями домов. Мы подъезжали к Авдеевке.
– Через пять минут будем уже на месте, – бодро заявил Василий, поворачивая на небольшую утоптанную дорогу у заснеженного холма.
– Замечательно. Высадим Алексея, и в Москву, через пару дней нам в Германию вылетать. Кстати, Леша готовься, будешь сыном бизнесмена из туманного Альбиона. Завтра ближе к вечеру Алла вместе с Васей к тебе заедут. Товарищ капитан тебя по английскому погоняет, чтобы оценить уровень знаний и произношение.
– Без проблем, – пожал я плечами. – Пусть оценивает.
Тем временем мы уже заехали в Терехово. В ночной тьме, безжизненные черные силуэты домов, окутанные зловещей тишиной, смотрелись жутковато. Не лаяли собаки, не доносилось ни одного шороха. Только зловещей, тревожной музыки не хватало для полной ассоциации с голливудским фильмом ужасов. Наконец в свете фар появились очертания знакомого забора. Машина притормозила у калитки. Первым из машины выскочил Сергей Иванович. Я – за ним. Капитан осторожно подергал калитку, постучал по деревянным планкам забора. Внутри клацнул замок, дверь дома распахнулась и на пороге появилась знакомая темная фигура в ватнике. Иван Дмитриевич, не торопясь, вышел к нам. Лязгнул железный засов и большие ворота начали отворяться.
