Стоять-то плечом к плечу, пережидая Выброс, можно и в небольшом подвальчике. А вот спать, когда четырнадцать человек храпят у тебя над ухом — сами понимаете…
Мы встали лагерем на окраине лесной пожарной части.
Изначально она представляла собой гараж на три машины, дежурку для пожарников и смотровую вышку. Но вышка с дежуркой пали жертвами особенно свирепой гравитационной аномалии. Аномалия закрутила дежурку улиткой, а из вышки сделала припятскую сестру Пизанской башни.
А вот гараж уцелел. Для Выброса — самое оно. Особенно хороши были в качестве укрытий смотровые ямы.
Как ни странно, в гараже никто не квартировал — ни снорки, ни зомби, ни даже парочка влюбленных бюреров.
Поляна позади гаражей была тоже свободна от аномалий. Живи хоть годами.
* * *
Мы с Костей и Борхесом развели свой собственный, отдельный от бойцов Филиппова костер, достали из рюкзаков хлеб, колбасу, консервы и толково попировали.
Само собой, и мне, и остальным очень хотелось выпить водки, которая у нас, конечно же, была. Но, шепотом посовещавшись, мы отклонили идею с водкой как несвоевременную. От нашего костра до костра бойцов Филиппова было от силы шагов десять. И вот как это выглядит: мы, значит, бухаем, а на нас смотрят десять пар завистливых глаз!
Рядовым-то никакой водки не положено. Более того — запрещено. А Филиппов, равно как и его заместитель лейтенант Чепраков, из солидарности с бойцами свой коньяк, который у них наверняка во флягах заначен, пить не будут…
Короче, решили: трезвость — норма жизни. И крутись оно все конем!
Хотя мы с Тополем и Борхесом не пили, от костра Филиппова к нам начали перетекать плотно отужинавшие бойцы.
Я так думаю, они просто боялись. Чувствовали себя чужими. Совершенно беспомощными перед сгущающейся темнотой. А в обществе нас, опытных ветеранов, чувствовать себя беспомощными им было не так стыдно.
Пошли разговорчики…
— А вот скажите, Владимир Сергеевич, — робко начал рядовой Пыхалов, гранатометчик. — Я как-то слышал от ученого одного, что Зона — она ну как бы единый организм. А мы в ней всего лишь… вроде как микробы…
— Ну-у?.. — Я сделал поощрительный жест.
— Ну и типа… Зона — она как бы иммунитет вырабатывает… Защищается, вроде того… Потому что мы — микробы вредные… То есть всякие там аномалии, мутанты — они этот самый иммунитет и есть!
— Лейкоциты, — вставил Борхес.
— А почему не наоборот? — спросил я у Пыхалова, дружелюбно кивнув при этом Борхесу, дескать, «реплику твою оценил». — Почему не так: мы — полезные микробы, мы — за иммунитет? А мутанты — они вредные микробы! И полный мастдай!
— Вот мы их и гандошим! — ввернул Тополь, хлопнув себя раскрытой ладонью по колену.
Бойцы жизнерадостно заржали.
— Ну а как по правде? — продолжал домогаться Пыхалов. — Кто полезный? Кто вредный для Зоны? И Зона — она организм вообще? Или как?
Я задумался. Почесал затылок. Вопрос был, конечно, идиотский. Но как ответить так, чтобы и парня не обидеть, и, что называется, укрепить свой авторитет в отряде?
— Значит, та-ак, боец… — протянул я глубокомысленно. — Давай начнем с того, что главный наш организм — это Земля. Экосфера глобальная наша. Ну а мы все, люди, конечно, экосферы часть. И в этом смысле пускай мы микробы. Будем считать, что полезные — если нас тут более миллиона лет уже терпят.
Бойцы слушали с напряженным интересом, затаив дыхание. Я вдруг поймал себя на том, что испытываю затаенную гордость по поводу своей новой замполитской роли.
— А Зоне — ей и пятидесяти лет нету еще, — продолжал я. — Даже если от Первой катастрофы мерять. По понятиям Земли это — тьфу! Короче одной секунды. Получается, Зона — что-то вроде прыща. Выскочил, сдулся, пропал… Кто прыщи замечает? Ну разве что школьницы, которые от зеркала часами не отходят… В общем, если никакой Зоны не будет — Земля скорее всего не заметит. Экосфера глобальная — не заметит. Поэтому даже если Зона какой-то там «организм», мы можем спокойно подобное обстоятельство проигнорировать. Проще говоря — забить.
— Спасибо, Владимир Сергеевич! — неожиданно прочувствованно сказал Пыхалов. — Вы меня успокоили! А то у меня сестра — эколог. Так она мне плешь проела про уникальность местной экосистемы, про небывалый шанс… Что надо, дескать, Зону беречь… Надо изучать во что бы то ни стало…
— Знаешь, Пыхалов, — сказал я как мог задушевно, — сколько лет живу, ни разу не видел ничего такого, ради чего стоило бы бороться по принципу «во что бы то ни стало».
Я краем глаза видел, что Борхес при этих моих словах поморщился. Тополю они тоже, судя по всему, не понравились.
Ну что ж, раз мы находимся в обществе военных, значит, у нас — военная демократия.
— Хотите что-то добавить, коллеги? — спросил я у Тополя с Борхесом, решив не зажимать инициативу на местах и предоставить слово каждому желающему.
Надо отдать Косте должное: он хорошо чувствует такую вещь, как субординация, и быстро оценивает, какие действия могут подорвать авторитет старшего начальника. Поскольку так само собой получилось, что в роли старшего начальника сейчас выступал я, Тополь не стал влезать со своими ценными замечаниями и дополнениями.
— Нет-нет, все правильно, — дипломатично отмахнулся Костя.
В отличие от него Борхес был человеком менее гибким.
— Лично я скорее согласен с теми, кто считает нас опасными вирусами, а мутантов Зоны называет лейкоцитами, — начал он. — И мне тоже кажется, что Зону надо беречь.
Само собой, бойцы сразу же наградили Борхеса тяжелыми, враждебными взглядами. «У-у-у-у, либерал проклятый!» — читалось в них.
— Чего ради еще?! — недовольным тоном спросил у Борхеса сержант Степняк, снайпер по своей воинской специальности. — Тут в вашей Зоне проклятой люди каждый год сотнями гибнут! Да вот только сегодня, к примеру!.. На наших глазах! А вы ее беречь предлагаете!
— Люди и в автокатастрофах сотнями гибнут. Причем не каждый год, а каждый день, — попробовал было защищаться Борхес.
— Вот не надо только! Автокатастрофы — то совсем другое! — Степняк, похоже, не желал принимать какую бы то ни было диалектику Зоны. — Что тут беречь, на этой помойке?! Что искать?! Правильно полковник Буянов говорит: залить тут все напалмом надо, закатать бетоном с востока на запад — и забыть!
Атмосфера накалялась. Я чувствовал, что еще немного — и Борхесу могут самым банальным образом настучать по зубам.
Надо было спасать авторитет проводника. А заодно и вообще — авторитет нашего брата сталкера.
Я жестом остановил Борхеса (который не ожидал такого отпора со стороны десантуры и выглядел совершенно обескураженным).
