– Чего так долго? – глаза Сергея горели нездоровым лихорадочным блеском и как-то странно тряслись руки.
– Как только, так и сразу. Ты чего, мечешься, словно тебя ужалили?
– Тут такое дело, гость к нам пришел, странный такой, спросил отца, и они заперлись на кухне. Я дрых еще, потому и не видел всего толком, а тут мать заголосила, да так, что я мигом проснулся и в чем был, так и подскочил к ней, а она лицо зажимает какой-то тряпкой и слезы рекой. Спрашиваю чего с ней, а она лишь тряпку мне протягивает, еще больше расходится и незнакомец этот сверлит меня странным, отмороженным взглядом.
– И ради этого ты меня сдернул? Серега, ты чего, совсем двинулся? Блин, наравне же пили.
– Наравне, – кивнул Понырев, протягивая тапочки и пропуская в комнату – да только весь только хмель, Шурка, с меня слетел, когда я к этой тряпке пригляделся.
– И что там? Карта острова сокровищ?
– Записка это, Шурка – поджал губы Понырев – записка от Олега.
– От Олега? – округлил глаза Сашка, оглянувшись в сторону кухни, где сквозь мозаику были видны человеческие силуэты – так он же погиб десять лет назад, когда их на Зону прямо с учебки в танках кинули!
Дверь на кухню отворилась, и оттуда пахнуло валерьянкой. Отец Сергея скользнул по нему рассеянным взглядом:
– Саша? Хорошо, что пришёл. Да ты заходи, заходи.
Шурка робко зашел на кухню и напоролся на пронзительный, колючий взгляд:
– Это кто? – незнакомец, куривший у окна, напрягся, не донеся сигарету до пепельницы – Я же сказал никого чужого.
– Это Саша, друг Сереженьки, да вы не бойтесь, он член семьи и ничего не расскажет.
– При всем уважении Софья Никитична, я не согласен. Знаете, чего мне стоило сохранить эту записку? При выходе из Зоны нас чем только не просвечивают, выворачивают до рубца что бы не дай Бог ничего не просочилось. Одно то, что я к вам пришел уже светит статьей о неразглашении. Со всеми вытекающими следствиями.
– Да-да, – промокая красные воспаленные слова, пробормотала Софья Никитична – мы понимаем.
– Вам сейчас тяжело, но поймите и меня, я слишком рискую.
– Уважаемый… – начал старший Понырев наморщим лоб, силясь вспомнить имя гостя.
– Почтальон, просто почтальон, никаких имен – незнакомец затушил сигарету – простите, нервы шалят.
Он осторожно покосился в окно, а потом сел за стол и, переплетя пальцы рук, начал пристально изучать Сашку:
– В общем, это все. Все что надо было сказать, я сказал, и даже больше. Добавить мне нечего, да вы и не поймете. Правительство не может открыть эту информацию, всколыхнув общественность и шокировав родных и близких, они ведь сами не уверенны в том, остался ли кто-то в живых после событий десятилетней давности, и не хочет давать призрачных надежд. Люди давно оплакали погибших, смирились с потерей, оставив фотографии с черной лентой на стене да пустые могилы. Зачем тревожить их снова, дарить надежду, если для них надежды нет? Многие из ушедших в тот танковый прорыв, исполняя преступный приказ прежнего правительства живы, живы до сих пор, но не могут вернуться. Им нет дороги назад, Зона слишком сильно держит, она слилась с их существом, что то поменяла в них, переделывая под себя.
Почтальон потер напряженное лицо и добавил чуть тише:
– Но даже если бы они и нашли обратную дорогу, им надо доказать что они все еще люди. Мы расстались с Олегом десять дней назад, судьба свела меня с ним в бункере во время выброса. Узнав, что вскоре я ухожу из Зоны он попросил меня передать эту записку. Не многие решаются на подобное, считая за лучшее быть мертвыми, чем так, полуживыми. Извините, но мне пришлось вскрыть конверт и прочитать, ведь не знаешь наверняка, удастся ли сохранить само письмо или нужно будет передавать по памяти. Для уходящих во внешний мир, это дело чести, доставить весть, эти коротенькие строки, порой даже всего несколько слов: «Мама, я живой» по назначению.
Старший Понырев прижал всхлипывающую Софью Никитичну и тайком смахнул блеснувшую влагу.
– Однако мне пора – почтальон встревоженно посмотрел на часы, и Шурка увидел на его запястье причудливый шрам в форме трилистника.
– Вы спешите? – Понырев подошел к гостю вплотную – Останьтесь, погостите, хоть немного побудьте с нами.
– Нет, – почтальон отрицательно покивал головой – не могу, я тороплюсь. Скоро самолет, а мне непременно надо улететь этим рейсом.
– Подождите – Понырев вытянул портмоне и поспешил в коридор вслед за сталкером, протягивая деньги – вот, возьмите…
Сталкер горько улыбнулся и обессилено прикрыл глаза:
– Убери отец, я ведь не ради денег сюда пришел. А мне еще надо успеть на другой конец страны, успеть, что бы прочитать нужные строки, стоя над заброшенными могилками тех, кто так и не дождался.
– Ну? Дальше что? – жадно впился глазами в лицо Шуни Ясон – Дальше что было?
– Да отстать ты от него, Ясон, дай хоть прожует, – кинул майор, наблюдая как Шуня жадно уплетает провиант – вон как рубает, только лязг за ушами идет. Видно порядочно по этим катакомбам пришлось помотаться, одни глаза и остались. Наверху сейчас все равно ночь, и все кто дремал в норах, выползут наружу. Сделаем привал: оцепить Периметр, друг друга из виду не упускать и спины прикрывайте.
Несколько долговцев со вздохом встали от костра, так и не дослушав историю Шуни. У всех были родные, и каждый думал о чем-то своем, слушая изголодавшегося повествователя, которому поневоле пришлось стать бандитом.
– Э-хе-хе, а дождется ли меня мать старушка домой? Не каждому удается найти уходящего из Зоны почтальона, что бы отправить с ним весточку, они жизнью рискуют что тут, что за Периметром, с них ведь особисты глаз не спускают.
– Ты завязывай вздыхать, да по сторонам поглядывай, а то слопают в два счета и не уйдет твоя весточка. Зверье здесь хоть и подземное, но намного чувствительнее, чем живущее наверху, потому что голоднее. Понял, вздыхатель?
– Кедр, а откуда оно знает, что наверху ночь, мы же под землей, хрен знает, сколько метров над нами?
– На то оно и зверье, Барбарис. Чует как-то, по-своему, по-звериному. Ночью от них вообще продыху нет. Все, топай давай и не дрыхнуть на посту как в прошлый раз.
Часовые перешагнули порог и выключили фонарики. Это возле костра можно трепать языком, чувствуя себя в относительной безопасности, снаружи же рот на замок и смотреть в оба глаза, привыкая к темноте и шорохам.
Ясон протянул Шуне вскипевший в жестянке кофе, а Коперник жестом подозвал Листа:
– Дай мне связь с Звездочетом, голем достанет отсюда?
– Не знаю, товарищ майор, сейчас попробуем. Голем, связь.
