— Ребята, вам помочь? — спросила Аштия уже откуда-то поблизости.
— Ы-ы-ы-а-а! — ответило ей неразборчивое Ниршавово.
Она появилась в гуще роя, поблёскивая в воздухе диском, и сделала три коротких разнонаправленных взмаха, гармонично переходящих друг в друга. Потом нырнула и повторила, уже в другой плоскости. В повороте оказалась буквально у меня под локтем, и я хряснул вооружённой короткими лезвиями рукой по той твари, которая уже почти вцепилась ей в волосы. От моей руки женщина гибко увернулась, дав мне возможность отшвырнуть демона и не зацепить её. И снова завертела диском, уже за моей спиной. От его изогнутого лезвия существа разлетались в разные стороны, и по большей части для того, чтоб улечься на камни неопрятной грудой хитина и иглокрыльев.
Через несколько секунд поток существ почти иссяк. С оставшимися, хоть и не без мороки, но мы втроём расправились. За последними пришлось погоняться — странно, они куда успешнее пикировали в лицо, один чуть не ткнулся мне жалом в глаз: то ли от толпы проще отмахиваться, то ли мы уже успели подустать.
— Ладно, нет худа без добра, — отдуваясь, заметила Аштия. — Это ж сколько у нас теперь еды!
— Это съедобно?!!!
— Представь себе, Серт. И даже довольно-таки вкусно. Ниршав, — покажи ему, как и что тут надо вырезать. И хорош тебе ругаться!
— Сидела бы да считала себе, мы б сами справились, — проворчал офицер, брезгливо стряхивая с доспеха демонские лапки и остатки иголок.
— Да-а, ты бы справился! Всех бы тварей сдул застарелым перегаром!
— Ой, как смешно. Уржаться. Смотри — вот отсюда вырезаешь кусок, только здесь не зацепи, здесь горечь, что-то вроде желчи, проще эту часть просто выбросить…
Глава 5
Подземельями да горами
Аштия чиркала в блокноте и на земле очень долго — мы и костерок собрали, и варить остатки мяса «кенгурёнка» в шлеме Ниршава вынуждены были сами. Офицер корчил многозначительные рожи, когда развинчивал внутри крепления, которые поддерживали амортизирующие ремни. А уж когда я наливал в шлем воду и кидал туда мясо, при виде его лица едва мог удержаться от смеха. От того, чтоб поддразнивать — тем более. Но удержался, отчасти понимая его недовольство. Суп скоро наполнил воздух ароматом мяса, ароматом, от которого и без снятия проб с блюда можно было язык проглотить.
Наверное, мы просто по-настоящему проголодались.
— Снимите пену, — произнесла Аштия, не отрываясь от расчётов.
— Какую пену?
— На поверхность воды сейчас поднялась пена. Её надо снять.
— Зачем?
— Чтоб суп или просто бульон были вкуснее.
— Оно и так хорошо…
— Слушай женщину, парень! — воскликнул я весело, гоняя ложкой по поверхности воды тёмно-серые лохмотья пены. — Любая женщина понимает в готовке больше.
— Не любая, — пробормотала госпожа Солор. — Но той пакости, которая может выйти вместе с пеной, в наших желудках делать нечего. И так нахлебались вредного выше крыши. И сколько ещё хлебнём…
— Если ты вместо расчётов будешь продолжать советы давать — то просто захлебнёмся.
— Я уже почти закончила. А твоё занудство мешает мне жить. Вот, говорят, женщины — мастера пилить и сверлить мозг. Любой из них следовало бы у тебя поучиться этому высокому мастерству…
Ниршав сверкнул на спутницу глазами, но ничего не сказал.
Суп потихоньку варился в шлеме. Со вздохом Аштия опустила блокнот и старательно затёрла на земле линии и знаки. Ниршав вытянулся в её сторону, словно борзая, почуявшая дичь, глаза у него вспыхнули.
— Так, что я могу сказать… Словом, вблизи должна быть область разрежённого фона, и, если я не ошиблась, до неё не так и далеко. Не знаю, успеем ли туда за сутки, но можно попробовать.
— Нужно! — Ниршав, ликуя, вскочил на ноги. — Давайте собираться.
— Дай хоть пожрать-то…
— Ты жрать хочешь или жить?
— Я как бы и то, и другое хочу. Аштия?
— Да, спасибо, — она приняла у меня ложку и подсела ближе к шлему с едой. — Серт, поройся-ка пока в аптечке, посмотри, что у тебя там за средства дезактивации. Двух суток нам должно хватить на дорогу туда. Не уверена, что определённая мною область достаточно разряжённая, но будем надеяться.
— Хм, — я распотрошил аптечку. — Кажется… Вот это, что ли?
— Да, это, — женщина мельком и довольно небрежно оглядела баночки, бутылочки и коробочки в походном аптечном ящике. — Жаль, что градация низкая.
— Что?
— Есть средства лучше качеством, они обеспечивают лучшее очищение. Нет, я понимаю, хороши и такие. Просто наше выживание было бы гарантировано…
— Ну пардоньте, охотники — люди простые.
— А жаль, — протянул Ниршав, заглядывая в аптечку. И так это у него потешно получилось, что я расхохотался — от души и вполне добродушно.
Только теперь мне стало заметно, как часто мы трое смеёмся.
Оно и к лучшему, наверняка. Если не верить в лучшее, то можно сразу в пропасть прыгать.
И, едва отчистив шлем от остатков супа, мы отправились искать выход из пещеры — примерно в том направлении, которое указала Аштия. Ей нелегко было скакать по завалам вверх-вниз в доспехе, но при этом она не выпускала из рук диск. Женщину легко было понять — как предугадать момент, когда на нас кинется очередная стая мелких тварей или одно-два крупных плотоядных существа?
Ниршав поторапливал нас нешуточно, и стоило нам задержаться по какой-либо причине, оборачивался и смотрел раздражённо. Мне казалось, я вижу тот овеществлённый страх, который гнал его вперёд, не позволяя расслабиться ни на минуту, и даже отчасти сочувствовал. Сам я лишь очень абстрактно представлял себе шагающую за нами по пятам смерть. Для меня вполне конкретное значение имели моя усталость, то тяжёлое состояние, в котором я пребывал по возвращении из «гармошки», тела моих товарищей после столкновения с «тритоном».
Да, здесь я вполне осознавал, что в любой момент из-за угла вывернет какая-нибудь мощная тварь вроде того же «тритона», на которой мы все трое некрасиво ляжем, но угрозы фона не ощущал. Для меня она была столь же малопонятна, как для большинства моих соотечественников — радиация. Конечно, верю, что опасно, но механики воздействия себе не представляю и потому не способен бояться предметно.
А вот Ниршав — представлял. И Аштия — представляла. Правда, она, в отличие от своего офицера, держалась спокойно и даже словно бы с подчёркнутой девичьей беззаботностью. В её беззаботность я не верил ни на грош.
