Звонок в дверь раздался ровно в шесть. Глеб хмыкнул.
– Экая точность.
– Мог бы поучиться, – не преминула заметить Даша. – Я открою.
– Фиг тебе. – Глеб открыл сам.
После приветствия вошел Такэру, за ним – старший брат Сато. Оба поклонились. Глеб и Даша поклонились в ответ.
– И довольно церемоний, – потребовал Глеб по-английски.
Братья с улыбкой согласились и стали стягивать с себя обувь. В синхронном броске хозяева успели им помешать.
– Без глупостей, – по-английски предупредила Даша. – Иначе – застрелю.
Братья хохотнули и оставили обувь на ногах.
– Вы не изменились, – заметил Глеб.
– Всего-то за полгода, – напомнил Сато. Сняв плащ, он оказался в отменно сшитом костюме-тройке, величавый, словно выточенный из слоновой кости. Совсем не по-японски целуя Даше руку, он восхищенно произнес: – Ваша красота, леди, ослепляет.
Даша кивнула.
– Знаю, мне говорили.
Все рассмеялись.
Такэру выглядел таким же стройным, гибким и смешливым. Он был в джинсах и, сняв куртку, остался в синей рубахе с коротким рукавом. Указав на Глеба, юноша констатировал:
– Я, как сэнсэй.
Даша поманила его пальцем.
– Иди-ка сюда.
Такэру шагнул к ней, и они расцеловались.
С беспокойством покосившись на Глеба, Сато по-японски произнес:
– Будь сдержанней, брат.
– О чем речь? – полюбопытствовала Даша.
Такэру по-английски ответил:
– Сато следит за нашей нравственностью.
Брат бросил на него сердитый взгляд. Глеб пригласил их в комнату. Такэру тут же сел на диван, откинувшись на спинку. Сато осуждающе на него посмотрел, одернул пиджак и деликатно огляделся.
– Присаживайтесь, Сато-сан, – предложила Даша.
Такэру с улыбкой прокомментировал:
– Сато в столбняке. Он не постигает, как может Мангуст жить в подобной конуре.
Глеб с Дашей прыснули.
Сато побагровел.
– Соблюдай приличия! – приказал он брату, садясь на противоположную сторону дивана.
Глеб и Даша устроились на табуретах.
– С приличиями все в порядке, Сато-сан, – заверил Глеб.
Косясь на брата, Такэру предостерег.
– Не заступайтесь за меня, Глеб-сан. Не то Сато подумает, что вы тоже не в ладах с приличиями.
Теперь Сато побледнел. С усилием сдержав гнев, он улыбнулся хозяевам.
– Сохранился ли в России обычай пороть нерадивых детей?
– Сплошь и рядом, – ответила Даша. И скомандовала по-русски: – Ложись, Такэрка, снимай штаны!
Такэру, смеясь, встал с дивана и подошел к шкафу.
– Сэнсэй, вы позволите показать это Сато?
Глеб кивнул.
– Бога ради.
Сато напрягся.
– Что ты задумал, Такэру? Ничего не трогай.
Такэру оперся на дверцу шкафа.
– Подойди, Кондор, – позвал он брата. – Посмотри на дела Мангуста.
Неуверенно взглянув на Глеба, Сато поднялся и шагнул к младшему брату. И Такэру открыл дверцу шкафа.
Немногочисленные Дашины платья, висящие на плечиках, были сдвинуты к стенке, и проход на зеленый луг ничто не заслоняло. Там, как обычно, благоухали цветы, сияло солнце, щебетали птицы. И тому, кто впервые взирал на это сквозь шкаф… Как передать его ощущения?
Сато замер и не шевелился. Потом хрипло приказал брату:
– Закрой.
Затворив дверцу, Такэру с гордостью сообщил:
– Это в другой галактике.
Ошеломленный Сато приблизился к Глебу и низко поклонился. Встав с табурета, Глеб ответил на поклон.
– Не отужинать ли нам? – по-английски предложила Даша.
Братья между тем вновь присели на диван. Такэру торжествующе поглядывал на притихшего Сато. Никто не нарушал молчания. Минут через пять Сато ответил:
– Благодарю. От ужина мы откажемся. – И, предваряя протест Даши, добавил: – Мне известно русское гостеприимство, но, пожалуйста, давайте отложим. Поговорим о деле.
Такэру лишь со вздохом пожал плечами.
Глеб развел руками.
– Не смею настаивать. Слушаю вас, Сато-сан.
Разговор пошел исключительно по-английски.
– Даже с вашим могуществом, Глеб-сан, – начал Сато, – я не вполне уверен, сумеете ли вы нам помочь. Дело непростое.
Такэру сверкнул на брата глазами.
– Сэнсэй справится, не сомневайся!
– Во всяком случае постараюсь, – улыбнулся Глеб.
Сато продолжил:
– Интересы моего бизнеса лежат в сфере химических красителей. Точнее, красителей одежды. В связи с этим я разыскиваю двух английских биохимиков, которые, по моим сведениям, находятся сейчас в Москве. Это супруги Джордж и Люси Ньюгарт. – Заметив, как Даша с Глебом обменялись взглядами, Сато предположил: – Эти имена вам знакомы?
После краткой паузы Глеб кивнул.
– Их разыскивал барон Мак-Грегор.
– По бизнесу? – насторожился Сато.
– Нет, они его друзья.
Сато поправил узел галстука.
– Хм, Мак-Грегор… Я мало его знаю. Но он единственный из… э-э… бывшего нашего «хора», кто не вызывает у меня изжоги. Где он теперь?
Глеб и Даша вновь переглянулись.
7
На даче Куроедова, в лаборатории, зажжены были все лампы и светильники. Джордж и Люси, одетые в белые халаты, готовились к демонстрации. Куроедов, заметно под мукой, также в халате (в шелковом с драконами), восседал в кресле у стены, куря сигарету. В соседнем с ним кресле устроился начальник охраны Федор Гаврилович. Он был в камуфляжной форме, без сигареты и трезв, как стеклышко.
– Долго еще тут загорать? – полюбопытствовал он.
Куроедов стряхнул пепел в баночку из-под икры.
– Спроси у них сам, разрешаю.
– По-английски не кумекаю.
– Ну так расслабься. Спешить некуда.
Джордж и Люси натягивали на деревянную болванку квадрат из нейлоновой материи, по цвету и фактуре напоминающей мешковину. Крючковатый нос Люси, казалось, норовил клюнуть безголовый манекен.
– Боже, как я волнуюсь, – прошептала миссис Ньюгарт. – Дорогой, вдруг не получится.
Джордж скрепил булавками материю на болванке.
– Получиться и не должно, – объявил он громко. Лысина его в окружении кудряшек при ярком свете сияла, словно нимб. – Если на меня давят – о'кей. Но результат у нас промежуточный, а дуракам, любому известно…
– Джордж! – Люси выразительно покосилась на развалившегося в кресле племянника.
– А дуракам, – повысил голос Джордж, – полдела не показывают! – С этими словами он выхватил у Куроедова сигарету и погасил в стоявшей на подлокотнике банке. – Курите за дверью, мистер!
– Правильно, между прочим, – поддержал начальник охраны. Слов англичанина он не понял, но жест оценил адекватно. – Воздержись, Владимир Сергеевич. Вдруг здесь что-то рванет.
Джордж также слов его не понял, но реплику охранника принял почему-то за протест.
