– Занять позицию для стрельбы лежа! – приказал Рихард.
Двое егерей и три фельдполицая рухнули на землю – для начала нужно было перевести дыхание. После бега сердце колотилось, руки тряслись – точно не попадешь. А фельдполицаи с их автоматами вообще сейчас были бесполезны. Из МР 38/40 за двести метров в цель не попадешь, не то что за километр.
Рихард надеялся на ночную стрельбу егерей. Удастся пилотов поразить, значит, удача: и самолет, и разведгруппа в его руках окажутся. А промахнутся – неудачу фельдполицаи на него, Рихарда, спихнут. Тогда фронт, тогда передовая, где долго не живут. А на передовую Рихард не хотел.
– Гюнтер, Отто, не торопясь – по кабине пилотов… Промахнетесь – чертова птичка взлетит, а с нею – и ваша удача. Тогда на передовую отправят. Потому от каждого – один точный выстрел, и я гарантирую вам по Железному кресту. Стрельба по готовности!
Сам же стоял, вскинув бинокль к глазам, и ему было видно, как молотят винты самолета. Стрелять по двигателям было бесполезно, пуля уже по пути потеряет значительную часть пробивной силы. Но пробить тонкий и легкий алюминий обшивки и тела пилотов за нею вполне сможет. Или стекло – оно же не броневое.
Первый выстрел хлопнул неожиданно, следом второй… Попали или нет? С самолетом пока ничего не происходило.
Рихард видел, как сел последний русский, как за ним захлопнулась дверь. Но самолет стоял, не начиная разбега, хотя уже должен был начать взлет. Неужели удача?
– К самолету – бегом! – и сам первым сорвался с места.
Нет, что ни говори, а винтовка – это вещь, не то что эти автоматы. Хотя он сам носил в кобуре на поясе «Люггер-08», согласно званию обер-фельдфебеля.
В самолете механик закрыл дверь и, спотыкаясь о рюкзаки разведчиков, побежал к кабине пилотов – сообщить, что погрузка завершена, можно взлетать. Но через секунду он выскочил из пилотской кабины в шоке от увиденного.
Командир разведгруппы, несмотря на скудный свет синей лампы в грузовом отсеке, сразу понял – что-то случилось. Подобравшись к механику, он потряс его за плечо:
– Что?
Однако механик не мог сказать ни слова, а только мычал что-то нечленораздельное и показывал пальцем за плечо.
Командир заглянул в пилотскую кабину. Лампочки на приборной доске горели тускло, но глаза к темноте уже привыкли, и он сразу разглядел, что у командира самолета пулевое ранение в голову. У второго пилота раны не было видно, но по тому, как безжизненно он закинул назад голову… Как же так? Они же только что сели? И выстрелов он не слышал… Впрочем, за шумом моторов и пушечного выстрела не услышать.
Решение пришло сразу:
– Сопли подбери, не баба! Вытаскиваем обоих в грузовой отсек.
Когда они вытащили первое мертвое тело, разведчики поняли – что-то пошло не так. Однако командир уже приказал:
– Передать по цепочке – летчика сюда!
Тихону приказ передали – он сидел на жесткой скамье, шедшей вдоль борта, почти в хвосте самолета. Пробравшись к кабине, он недоуменно уставился на мертвых летчиков – кто их убил? Неужели командир разведчиков?!
Однако командир схватил его окровавленными руками за ворот:
– Садись на место пилота, взлетай! Иначе всем крышка!
– Я истребитель и на таких не летал!
– Значит, полетишь! Я приказываю! Обстреливают нас, времени нет! – и толкнул Тихона к кабине пилотов.
Тихон плюхнулся в кресло. Так, моторы работают.
Механик протиснулся в кабину, отойдя от шока.
– Где РУД? Фары включай!
Механик щелкнул тумблером, вспыхнули фары.
– Давай газ полный, обоим моторам!
Механик двинул сектор газа вперед. Взревели моторы, самолет медленно сдвинулся с места и начал разгоняться.
Тихон вцепился в штурвал. Непривычно, на истребителе ручка. Выдерживал курс на костры. Черт, какая здесь скорость отрыва от земли?
Скорость нарастала, от шасси приходили все более частые удары. Потом толчки прекратились, самолет оказался в воздухе.
– Погаси фары, убери шасси! – скомандовал Тихон.
Командир разведгруппы стоял в дверном проеме кабины и, когда самолет взлетел, кивнул:
– Ну вот, а говорил – не умею. Припрет, так и медведь на велосипеде ездить научится! – И вернулся в грузовой отсек.
Тихон же сидел весь мокрый от пота – машина была ему абсолютно незнакома. Хорошо, механик помог, он технику знает. Попробуй найди в темноте кран уборки шасси! А с выпущенными колесами лететь – большое аэродинамическое сопротивление, скорость падает, а расход топлива увеличивается.
Вспомнив о бензине, Тихон посмотрел на указатель его уровня в баках: баки были наполовину полны, до Москвы долететь хватит. Температура масла в двигателях была нормальной, температура головок цилиндров – тоже. Скорость… А какая скорость у ПС-84? На скоростемере – двести пятьдесят, по меркам истребителя – смешная.
Тихон повернулся к механику:
– Какая крейсерская скорость у твоего аэроплана?
– Двести девяносто.
Голос механика был сдавленным, на щеках блестели слезы.
– Я с Михалычем – это командир – с сорокового года летаю. Машину эту в Ташкенте с завода получали. Сколько раз на задания вместе летали, да на какие! А тут – наповал!
Тихон механика понимал, самому приходилось терять боевых товарищей. Но обычно у летчиков могил не было, не хоронили их за редким исключением. Ну вот вылетел на боевое задание – и не вернулся. А как погиб, где сгорел с боевой машиной – никто не знает.
– Тебя как звать-то? – спросил Тихон механика.
– Все Степанычем звали, и ты зови.
– Меня – Тихон.
Но тут же поправился:
– Младший сержант Федоров, истребительный полк ПВО, шестой авиакорпус.
– То-то я смотрю, повадки у тебя не транспортника, резковато педалями и штурвалом работаешь.
Понемногу Тихон обвыкся в кабине, хотя и непривычно было. Кабина большая, с истребителем самолет не сравнишь. И привычного диска винта перед собой нет, вместо ручки – штурвал. Да много чего еще… И сам самолет в три раза, как не больше, тяжелее «яка». Управление легкое, пилотируется самолет послушно, но после истребителя уж очень… лениво. Это как с горячего скакуна на ишака пересесть. На «яке» отклонил ручку – и истребитель мгновенно маневр выполняет. А на ПС-84 еще подождать надо. Штурвал отклонил, и только через несколько секунд реакция следует. Не по характеру Тихона такой самолет. Впрочем, это дело привычки.
Тихон поднял самолет на три с половиной тысячи метров. Лучше бы повыше, зенитная артиллерия не достанет, в случае, если засекут. Но фюзеляж негерметичен, кислородных масок нет, и, заберись он на пять километров, люди сознание могут потерять из-за кислородного голодания. Некоторое напряжение вызывало отсутствие парашюта. Выходит, судьба экипажа и самолета неразделима. Получит самолет серьезные повреждения от «худого» – сгорит в воздухе вместе с экипажем, шансов спасения у пилотов нет. Все же смелые люди на транспортниках летают.
И еще беспокойство занозой в мозгу сидело. Взлететь с неподготовленной полосы – полдела, самый сложный элемент в пилотировании – посадка. Можно пролететь отлично, а во время приземления так самолет о полосу приложить, что и костей не соберешь. По этому поводу в авиации даже присказка была: «Прилетели – мягко сели, высылайте запчастя, фюзеляж и плоскостя». Как бы вот так же не вышло. Машина тяжелая, на команды реагирует с запозданием, ошибку исправить можно и не успеть.
– Степаныч, вы с какого аэродрома взлетели?
– Знамо – с Быково, недалече от Москвы.
Тихон там никогда не был, полосы не знал, как и подходов к аэродрому.
– Посадочная скорость какая?
– Сто тридцать – сто сорок.
– Хм… – Тихон посмотрел по сторонам и, обнаружив справа от пилотского кресла планшет с картой, уложил его себе на колени. Маршрут был проложен красным карандашом, и явно аккуратист рисовал, с указанием поворотных точек курс проложен. Очень толково!
Тихон сразу посмотрел на компас и педалями направление полета скорректировал. По местности внизу не сориентируешься, темень сплошная, ни одного характерного репера.
Еще через полчаса полета внизу показались огоньки.
Механик посмотрел в окно:
– Линию фронта пересекли. Немцы всегда осветительные ракеты пускают, по ним и определяемся.
Ага, они уже над своей территорией… На душе Тихона стало спокойнее. Конечно, если рассветет, можно и над своей землей на «худых» нарваться, но шансов все же меньше. Да и надежда теплилась в душе – свои помогут.
Тихон стал понемногу снижаться. Аэростатные заграждения на карте отмечены, как и их высоты, но они в стороне от курса остались. Попадись такая летная карта в руки немцам – сущая находка, сюрприз.
На востоке стало сереть, потом появился краешек солнца – багровый.
