— Книга, написанная женщиной? Не смешите меня, миссис Эшби.
— Да я бы рада вас рассмешить, — хмыкнула Галка. — Только вы, сэр, боюсь, разучились смеяться еще в колыбели.
— Дорогая, — Джеймсу тоже осточертело тыкать посла лицом… э-э-э… в грязь. Тут хоть об стенку головой бейся, упертый сэр ни на дюйм не сдвинется со своих позиций. — Завтра у нас сложный день.
— Ты прав, дорогой, — согласилась женушка. — Уже поздно. Нашим гостям пора разъезжаться по домам.
— Наш разговор еще не окончен, господа, — у сэра Чарльза на сей счет было свое мнение, и он не замедлил его сообщить.
— Окончен, — в один голос ответили супруги Эшби.
— В таком случае я немедленно отпишу обо всем случившемся в Лондон, и…
— … и король Карл тут же заменит вас на кого-нибудь поумнее, — съязвила Галка. — Отличная идея!
— Спокойной ночи, сэр, — язвительная улыбочка Джеймса умела ранить не хуже ножа, и первый штурман флота Сен-Доменга это знал.
И, оставив клокочущего в немой ярости посла, мистер и миссис Эшби направились к гостям. В самом-то деле, второй час ночи. Пора и честь знать!
— Лицемерный обыватель, — возмущался Джеймс. — Ненавижу таких.
— Не слишком ли много для него чести, дорогой?
Джеймс покривился и фыркнул, выразив тем самым свое отношение к подобным типажам.
— Вообще-то ты прав, милый. Еще немного — и я бы сама ему вазу на голову надела, — вздохнула Галка. — Честное слово, Джек, ты его просто спас!
— Его или вазу?
— Да, ты опять прав: ваза денег стоит.
— Этьен нас прибьет…
— Не прибьет. — Галка мягко улыбнулась мужу. Объявив праздничный ужин завершенным и распустив гостей, они наконец-то добрались до спальни. Но сон не шел. Слишком много всего сегодня случилось. — Нет на свете ничего более живучего, чем искренние заблуждения…
Сэр Чарльз недоумевал.
Впрочем, он всегда так делал, когда что-то не клеилось. До сих пор картина мира, в котором обитал благородный сэр, была предельно ясна и логична: четкая иерархия. Вышестоящий — хозяин жизни и смерти своих подчиненных, и никак иначе. Уже не говоря о том, что для своей супруги сэр Чарльз являлся чем-то вроде бога, истины в последней инстанции. В этой пиратской стране при соблюдении внешних признаков иерархии все не так, черт побери! Да, здесь капитану подчиняются так же беспрекословно, как и на английском флоте, но грязная матросня имеет право разжаловать, изгнать или даже казнить его, если он нарушил закон! Разумеется, с соблюдением всех пиратских приличий и канцелярских формальностей. Работник имеет право подать жалобу на хозяина, если тот поступает против уговора, заключенного при найме! Жена имеет право судиться с мужем, если он ее бьет! Даже рабы, эта говорящая скотина, и те недавно получили право на бесплатное начальное образование наравне со свободными гражданами! Где такое видано? Как эта страна еще не обрушилась на голову своих создателей?
И все же сэр Чарльз понимал, что существует некий элемент, скрепляющий это государство как строительный раствор скрепляет камни кладки. Хиггинс уже передавал ему любимую поговорку местных стражников: мол, у нас немного законов, но они работают. Закон, пусть даже пиратский, но единый для всех без исключения — вот секрет этой страны. Как там сказала миссис Эшби? «Если я выйду на улицу и кого-нибудь зарежу, меня повесят. Если украду казенные деньги — отправят на каторжные работы». — «Вас? — изволил удивляться сэр Чарльз. — Неужели в этой стране могут казнить высокопоставленную особу за подобные мелочи?» — «Ну во-первых, закон работает только тогда, когда из него ни для кого не делается никаких исключений. Иначе он превращается в лучшем случае в фикцию, а в худшем — в инструмент тирании. А во-вторых… Кажется, именно в Англии казнили короля за то, что он нарушил закон. Или я ошибаюсь?» После этого короткого диалога о законе сэр Чарльз — невиданное дело! — впервые усомнился в том, что все женщины поголовно лишены мозгов. «Что ж, редкие исключения лишь подтверждают общее правило, — подумал он, подытожив этот невеселый для него вечер. — Миссис Эшби, несомненно, исключение. Хиггинс был прав, а я — нет».
Но от осознания своей неправоты сэру Чарльзу легче не становилось. Перед ним стояла определенная задача, и ее следовало решать. Неважно как. Но сперва… Сперва Англия поживится более легкой добычей — кусками некогда могущественной Испанской империи.
3
Панама! Дарьенский перешеек! Какой удар по Новой Испании! Какую ошибку совершил дон Антонио, предлагая в свое время за голову этой пиратки всего пятьдесят тысяч!
Потеря кратчайшего транзитного пути через перешеек и богатого города была для столь опытного дипломата равносильна военному поражению. Но пиратка весьма настаивала на территориальных уступках со стороны Испании. «Мир в обмен на земли», — сказала она. Что ж, это обычная европейская практика. Проигравший уступает победителю либо деньги, либо часть земель. Но запросы Сен-Доменга, на взгляд дона Антонио, были непомерны. Вначале они вообще хотели заполучить Пуэрто-Рико, аргументируя свое требование весьма просто: право победителя. А после захвата серебряного флота и продолжения блокады морского сообщения Испании с колониями у них были все основания считать Мадрид проигравшей стороной. Пиратка, однако, проявила немалый здравый смысл, согласившись разменять Пуэрто-Рико на что-то другое. На Флориду и Панаму. Допустим, Флорида не тот приз, за который стоило ломать копья. Болота, крокодилы, семинолы… Дон Антонио понимал, что рано или поздно Испания все равно лишилась бы полуострова — рядом английские и французские колонии, а эти хищники не упустили бы ни малейшего шанса прибрать его к рукам. Но Панама! Жемчужина Новой Испании, едва успевшая оправиться после набега Моргана!.. А в ответ на все возражения пиратка заявляла: мол, если вы не согласны отдать Панаму по договору, мы продолжим войну и сходим туда еще раз… Что ж, после отпадения Юкатана они вполне могут удержать перешеек. Скажем, поделившись с майя частью доходов за охрану дороги.
Без ножа режут, проклятые воры!
А ведь это еще не все. От того, что сообщали дону Антонио его люди, становилось ясно, что большую часть выгоды от этого проклятого мира получит не Сен-Доменг. Испания слаба. Казна опустошена войной, страна в долгах. Юкатан отложился окончательно, вернуть его можно только очень большой кровью. А возвращать его никто уже не собирается. Арауканы взяли Сантьяго-де-Чили и тоже объявили о выходе из подчинения испанской короне. Араваки, москито — на юге; апачи, пуэбло, навахо, миштеки и прочие — на севере. Недовольство проявляют даже недобитые уастеки и потомки смешанных браков испанцев и индейцев… Впрочем, в самой Испании сейчас не лучше. Крестьяне разорены, голодают и бунтуют. Горожане в чуть лучшем положении, но тоже на пределе. Купцы под любым предлогом стараются сбежать в Португалию или Голландию. Солдатам недоплачивают жалованье, отчего в войсках зреет недовольство. Последнее письмо из Эскуриала было крайне нервным, в нем кроме всего прочего туманно сообщалось, что кое-где внутри страны возникли некоторые проблемы. «Кое-где, — с горечью подумал дон Антонио, прочитав это послание. — Как обычно кое-кто из генералов решил присвоить солдатское жалованье, солдаты про это прознали, разорвали генерала на куски и взбунтовали всех вокруг. И как обычно это случилось именно там, где у нас всегда было слабое место — в Каталонии. Наверняка короли Франции и Англии уже разглядывают карты, присматривая себе кусочки пожирнее, и Людовик не упустит случая туда влезть. Каталония — не Куба, остров за тремя морями. Это у него под боком… Стервятники. Слетаются в надежде на поживу. Ну ничего. Испания еще способна за себя постоять!»
