— Совершенно не обязательно! — запротестовал эксперт. — У них есть лидеры, способные управлять всей группой в целом…
— Стоп! — опять перебил я. — У нас есть данные, что вспышки агрессии внутри групп гасились самопроизвольно. Без участия лидеров. Как вы это объясняете?
— Это надо проверить, — уклончиво ответил эксперт.
Нет, «умник» — всегда «умник». Там, где нормальный человек скажет: я ошибался, ученый заявит: «предположение следует подвергнуть анализу». Ну как же! Признать в присутствии человека не из твоей «касты», что ты не всеведущ…
— Всё следует проверить, профессор! — заявил Сучков. — Если у вас есть хоть малейшие сомнения в психической полноценности подследственных, вам следует указать это в заключении. Иначе эти граждане должны будут в полной мере ответить перед Законом, а по предъявленному им обвинению они могут получить от шести до пятнадцати лет лишения свободы плюс пожизненное ущемление в правах. Это очень серьезно, профессор!
— И еще один момент! — вмешался я. — Я хочу знать, чем члены группы «Славянская старина» отличаются от остальных граждан города. Почему мне, ему (кивок в сторону Ивана), вам и миллионам остальных жителей Санкт-Петербурга не приходит в голову набрасываться друг на друга? Чем они отличаются от нас? Если это не дефект психики — то что?
— Возможно, у них повышенный уровень притязаний… — произнес эксперт. — Мнение комиссии единодушно: это не психическое отклонение, а нормальная поведенческая реакция, генетически заложенная в любого человека. Разумеется, поведенческие характеристики варьируются.
— Разумеется, все люди разные! — кивнул я.
С господином экспертом все было ясно.
— Подполковник! — я повернулся к Сучкову. — Полагаю, нам следует передать решение этого вопроса на более высокий уровень.
— А кто вы, собственно, такой? — недовольно осведомился профессор.
— Артём Алексеевич — представитель Секретариата Двора, — не моргнув глазом соврал мой друг.
Председатель экспертной комиссии поджал губы. Но вякнуть не посмел. Пререкаться с представителем Государя — чревато. Может кончиться тем, что пререкающемуся придется преподавать психологию китайцам в какой-нибудь Небраске.
— Слушай, — сказал я Сучкову, когда мы остались вдвоем. — Давай-ка еще разок глянем материалы допросов. Что-то мне они смутно напоминают…
— Можешь не смотреть, я тебе и так скажу, — сказал мой друг. — Помнишь, нам еще в Корпусе фильм показывали? О разгроме последней террористической организации…
— «Новая нация»?
— Они самые. Очень похоже. С поправкой на язык, конечно. Там все были из Запад-Европы, но если перевести с французского и немецкого, уверен, та же самая лексика. Отчетливо просматривается общая матрица. Ты уж мне поверь, я такие вещи с ходу отлавливаю. Специфика работы такая: едва доложат мне, что кто-то обещает последователям «космическое сознание» или «открытие третьего глаза» за соответствующее вознаграждение, сразу ясно: мой контингент, берем в разработку.
— Неужели этим еще можно кого-то охмурить? — удивился я. — Не устарело?
— Новое — это хорошо забытое старое, — сказал подполковник. — Казалось, при Кондратьеве эту пакость вывели начисто, ан нет. Опять торгуют той же дрянью. Даже обертка та же.
— Хочешь сказать, что эта «Старина» — зачаток будущего всплеска нацизма-терроризма?
— Какое там будущее! Нет у них никакого «будущего». Этот сорняк мы выполем с корнем. — Сучков усмехнулся. — Для того в Российской империи и существует Департамент территорий. Меня другое беспокоит: партейка эта, «Славянская старина», зарегистрирована года два назад и год с лишним ничем особым себя не проявляла, разве что пыталась к Федерации русских единоборств присосаться, но «стеночники» их в момент раскусили и шуганули. А ровно девять месяцев назад вдруг пошла в рост.
— Может, им денег прибавили? — предположил я.
— Нет, я проверял. Зато этот рост в точности коррелирует с той кривой, в которую ты мне ткнул носом нынешним утром.
— Кривая самоубийств? — у меня в мозгу щелкнуло: офицер «Алладина» отодвинул в сторонку подданного Российской империи. — Прошу прощения, подполковник. Назовите, пожалуйста, точную дату.
— Пожалуйста, — Сучков вывел на экран обе кривые. — Первые числа сентября прошлого года. Плюс-минус семь дней… — Иван посмотрел на меня, прищурившись: — Что-то не так, Артём?
— Всё так, — сказал я. — Это «ифрит».
— Предполагаешь, все-таки «ифрит»?
— Предполагал я утром, — сухо произнес я. — А теперь уже не предполагаю, а почти уверен. Извини, но я должен немедленно доложить… — Я активировал браслет и произнес по-японски: — Офицер Грива — специальному координатору Хокусаю. Экстренная информация…
Пока я наговаривал сообщение, Иван молчал, но моя тревога, должно быть, передалась и ему.
— Неужели всё так сурово? — проговорил он, когда я закончил. — Несколько самоубийц, две сотни дураков… Стоит ли бить в колокола?
— Стоит, Ванька, стоит… — проговорил я, мысленно прикидывая, сколько времени потребуется моему координатору на просмотр материалов и сколько понадобится нашим аналитикам, чтобы нарисовать нынешнее «личико» «ифрита» на локальном и глобальном уровне. Сутки? Меньше? — Вы тут, в России, просто не представляете, чем это может обернуться.
— И что теперь будет? — нахмурился Сучков. — Наедут ваши специалисты и начнут наводить свои порядки?
— Ты, брат, точно мультиков насмотрелся! — фыркнул я. — «Всем стоять-лежать по стойке смирно!» — передразнил я его. — Нет, Ванька, ты будешь делать свою работу, а мы свою.
— И какова ваша работа?
— А наша работа — найти причину. И прекратить научную деятельность в данном направлении, а само направление включить в список запрещенных. Кстати, не факт, что активизировавшие феномен исследования ведутся в России. Может, где-нибудь в Танзании или Боливии. Наша задача — найти.
— И что дальше? Головы отрывать будете?
— Если направление у нас зарегистрировано, то никаких голов. Остановим процесс — и всё. А если это несанкционированные разработки, тогда найдем умников и размажем по стенкам. Жаль, если это окажутся наши русские умники, но пощады не будет. Тут я ничем не смогу помочь, а даже если бы и мог — не стал бы…
— Да я не про это! — перебил Сучков. — Что будет с нами? С самоубийствами этими, с психозами?
— Если мы найдем причину и устраним ее, то и проявление феномена спонтанной деструкции постепенно сойдет на нет, — успокоил я. — Главное — найти. И пресечь. Обычно это занимает сутки — для зарегистрированных исследований, и от десяти дней до двух месяцев — для незаконных. Не волнуйся, мы тоже умеем выпалывать сорняки!
