— Лейтенант Густафссон, сударыня, — чуть поклонился мужчина. — Вторая тактическая группа.
— Чья группа?
— «Цюрихские шершни», сударыня. Мы не здешние, мы командира прикрываем.
— И много вас?
— Некорректный вопрос, — вежливо улыбнулся лейтенант Густафссон. — Пойдете с нами или со стороны посмотрите?
— Атакуете?
— Непременно.
— Как скоро?
— Да, вот прямо сейчас! — пожал плечами мужчина. — Договорюсь с вами о взаимодействии и начнем. Чего тянуть?
— У них там человек десять.
— Не менее пятнадцати.
— И вы?…
— И мы, — кивнул он в ответ.
— Ладно, тогда я с вами.
И в самом деле, чего тянуть? Был бы Густафссон агентом контрразведки, они уже минуты две как совсем по-другому беседовали бы. А так, что ж! Даже любопытно, чего стоят все эти «серые гуси» в реальном деле!
* * *
Скорее всего, налет осуществили люди из контрразведки флота. Генрих понял это по нескольким репликам оперативников и мелькнувшему за стеклом одной из ожидавших на улице машин знакомому лицу. Ольга Берг, и в самом деле, оказалась хорошей притворщицей, но все остальные в ее «балагане» актерствовали из рук вон плохо. Они даже не попытались украсить дело какими-нибудь — пусть даже самыми неказистыми — атрибутами законности. Действовали напористо, грубо. Эффективно, но по бандитски, со всеми вытекающими из этого обстоятельства следствиями, главное из которых — спешка. Морячки торопились. Возможно, и даже, скорее всего, они опасались ответной реакции «соседей». МВД, например, или Корпуса жандармов. Однако — и это главное — они решились на захват самого Карварского. Человека, облеченного немалой властью, да к тому же имеющего статус министра. Означать это могло одно. Флотские играют ва-банк. Отступать им некуда, и действовать они будут соответственно.
«Скверно! — получалось, что Людвигу, оставшемуся теперь „старшим по команде“, придется принимать непростые решения, в том числе и политические. Самостоятельно. — Но каковы морячки! И где, черт возьми, носит мою Наталью?!»
Сопротивляться не имело смысла. Генрих позволил себя обыскать, выражая возмущение ровным голосом — для протокола — и только по-немецки. Вышел из дома, окруженный настороженно зыркающими по сторонам оперативниками, сел в машину с задернутыми шторками на окнах, устроился поудобнее между двух крупного сложения охранников, и закрыл глаза. Ему было чем заняться на пути в «узилище». Следовало обдумать кое-какие факты и обстоятельства. Осмыслить их в контексте других фактов и обстоятельств, понять, принять решение. А тут, благодаря флотской контрразведке, и досуг очень кстати образовался. Сиди себе в теплом салоне автомобиля, дремли, думай. Этим он и занимался, так что время поездки не пропало даром и прошло быстро. Генрих и не заметил, как исчез в потоке прошлого целый час жизни.
— Итак? — спросил он по-немецки, оказавшись в комнате для допросов. Его не били пока. Не связали, хотя и сковали руки наручниками. Посадили на привинченный к полу табурет, поставив за спиной крепкого парня, следить за телодвижениями, и все, собственно.
Просторная комната без окон, но зато с зеркалом в боковой стене. Табурет, стол у противоположной стены, два стула. За столом двое: мужчина и женщина.
— Итак?
— Ваше имя, звание, гражданство? — вопросы задает Ольга. По-русски. Мужчина смотрит на Генриха и до времени молчит.
— Baryshnia, я не понимаю по-русски!
— Ваше имя, звание, гражданство? — на этот раз по-немецки спрашивает Ольга.
— Вы не представились, барышня! — Генрих знал, его люди не спят, но пока Людвиг свяжется с Бекмуратовым или еще с кем-то из контрагентов, здесь, в секретном подразделении Флота, могли произойти весьма драматические изменения. Все вплоть до убийства, а посему имело смысл тянуть время, но не обострять. Опыт — а он, как говорил поэт, сын ошибок трудных — подсказывал, что начав применять силу, некоторые вполне вменяемые с виду люди, очень скоро находят себя лицом к лицу с окровавленным трупом. Запытать человека легко, добиться, чтобы он говорил правду — трудно. И нет ничего удивительного в том, что люди, сплошь и рядом выбирают самые простые решения.
«Тупицы и лентяи!»
— Если я представлюсь по всей форме, у вас останется один путь — официальное делопроизводство. А оно грозит вам, Генрих Романович, большими неприятностями, — заговорил мужчина. По-немецки он изъяснялся сносно, но по всему выходило — работает не на германском направлении.
— И, тем не менее, я рискну. Ольгу Федоровну я уже знаю, так что госпожа Станиславская может не беспокоиться, а вас — нет.
— Капитан Первого ранга Зарецкий Лев Константинович, начальник контрразведывательного управления Балтийского флота. Вы удовлетворены?
— Удостоверение, пожалуйста.
— Оно на русском языке.
— Покажите.
Мужчина встал, подошел к Генриху и, вынув из кармана, раскрыл перед ним удостоверение, затянутое в бардовую с золотым тиснением кожу.
— Теперь мы можем перейти на русский язык?
— Можем, — кивнул Генрих и обернулся к зеркалу. — Для протокола. Отметьте, будьте любезны, что русский язык я выучил в детстве от своей няни Арины Родионовны.
— Издеваетесь?
— Развлекаюсь, — улыбнулся Генрих.
— Итак, ваше имя, звание, гражданство? — задал вопрос Зарецкий, возвращаясь к столу.
— Генрих Хорниссе, гражданин Швейцарской конфедерации, воинского звания не имею.
— Однако вы известны, как полковник Хорн, разве нет?
— А Петр Константинович — как государь-император, и что с того?
— Допустим, — капитан достал из кармана и положил на стол российский общегражданский паспорт, неторопливо пролистал страницы. — Однако, согласно этому документу, вы, сударь, находитесь в русском подданстве, и зовут вас Генрих Николаевич Шершнев.
— Для протокола! — Генрих снова повернулся к зеркалу и смотрел туда, в зазеркалье, словно, мог видеть тех, кто прячется в комнате за стеной. — Это подлог и инсинуация. Паспорт мне не принадлежит, моих отпечатков на нем нет.
— И в самом деле! — Зарецкий, словно бы даже обрадовался. — И бог с ним! Вы ведь не тот Шершнев, что в паспорте. Вы не Николаевич, а Романович!
— Слишком много слишком сложных русских имен, — покачал головой Генрих. — Я запутался. Попробуйте объяснить простыми словами, о чем мы, собственно, говорим? Вы обвиняете меня в подделке документов?
— Нет, я обвиняю вас в том, что вы, сударь, государственный изменник, предатель и подлец, лишенный решением военного трибунала званий и наград и приговоренный к бессрочной каторге. Я обвиняю вас в том, что вы бежали с каторги, убив при этом одиннадцать человек, в том числе, нескольких жандармов и офицеров при исполнении. То есть, в дополнение к прошлым вашим винам, вы так же убийца и беглый каторжник. И этого вполне достаточно, чтобы вздернуть вас по решению военно-полевого суда, а состав его согласно Уложению о военно-полевых судах на Императорском Военно-морском Флоте может ограничиваться двумя старшими офицерами. Я капитан Первого ранга, Ольга Федоровна — вежливый кивок в сторону женщины, — капитан-лейтенант. Как полагаете, можем мы вас повесить?
