— Ты же смотрел, когда я просила не смотреть. И я — буду…
Сердце снова застучало, в голове снова засияло.
— А ты мстительная, как я смотрю, Агнешка. А крови не боишься?
Она улыбнулась уже открыто и покачала головой.
— Не боишься крови — тогда не боишься и крыс.
Сунул ей в руку едва живого зверька — испуганного и затихшего.
— Держи давай. Зверь дыма надышался и нахлебался воды. Это не так страшно — живучие они, крысы. Такие же, как я. Только ты все равно — позаботься о звере. Как обо мне.
— Я не знаю, что мне с этой крысой…
— Не отпускай. Посади в коробку пока и присматривай. Не забывай — тебе этот зверь жизнь спас. Как я. Ясно?
Агнешка забрала зверька у меня из рук, в изумлении рассматривая его. А я стал думать — можно мои раны пластырями склеить или шить придется. Похоже, — шить надо. Черт… И ребро еще осадило.
— Клаус, ты шить умеешь?
— И шить, и штопать, Вольф… Я все умею.
— Тогда — шей.
Клаус долго колупался в какой-то коробке и, наконец… подхватил мою куртку.
— Клаус… Меня шей!
Старик растерялся, и нитка с иголкой заходили в его руках ходуном.
— Ты что, Вольф? Я не могу… Тебе к врачу надо…
— Какой врач?! Давай иглу!
— Ты что, будешь?..
— Буду. Было уже такое. Не так это и трудно. Иглу согнуть, на огне прокалить, нитку — в спирте смочить, и сойдет.
Я вдруг глупо ухмыльнулся, уставившись на Агнешку.
— Я и пулю достать могу так… Раз между ребер застряла — я ее ножом подцепил и…
Агнешка вдруг рассмеялась — так тепло и весело, что меня… будто огнем обдало.
— Хвост передо мной распускаешь?
— А как же? Сказал же, что хочу я тебя. Пока не поверишь — придется распушать хвост.
Она мило, можно считать нежно, улыбнулась мне…
— Хвост не распушают, а распускают.
— Орлы — расправляют, волки — распушают. Я и так, и эдак могу.
— А как же скромность? Или скромность не входит в список твоих достоинств?
— Конечно, входит. Как и все остальное.
Клаус надо мной стал смеяться — и не тихонько, а открыто. Агнешка еще насторожена. Я понял, что она — смела и сильна духом, только ей пришлось пройти такие тяжкие испытания. Чтобы раны стянулись рубцами, чтобы следы сгладились, — нужно время. Она запугана и скована, как каждый после длительного и жесткого заключения. Пока еще ее пугает каждая моя неосторожная резкость. Но она стала спокойнее. И ко мне, кажется, начала привыкать. Гордо вскидывает голову в ответ на каждую мою необдуманную грубость, но, в общем, со мной обходиться заметно терпимее. Порой замечаю и первые проявления признательности. Получив от нее еще достаточно скупую благодарность, я не только перестал обижаться, но и — просто одурел. Не спал всю оставшуюся ночь. И теперь не нахожу себе места. Я заперт в духоте со своими жуткими желаниями и мечусь в тесноте, как тигр в клетке. Рядом с ней находиться просто невыносимо, но и от нее я никуда и никак.
Как только ее попытки меня прогнать стали слабее, стал цепляться к ней — сильнее. Крюгер еще как-то сдерживает меня, втолковывая, что она измотана и у нее просто нет сил послать меня с моими приставаниями к черту. Но долго мне не выдержать — голову сносит так, что не слышно не только голоса разума, но вообще — ничего не слышно. Не знаю, что мне с собой делать. Знаю, что теряю контроль, но удержать его — не могу. С ужасом осознаю, что одержим Агнешкой и что скоро перестану понимать и это. Теряю человеческий облик у себя на глазах и перестаю замечать это, становясь… зверюгой какой-то. А нам еще как-то надо… Надо уходить, надо скрываться. Без меня им не выбраться обоим, а я… Мне нужно быть бдительным, а я… Я болен! Вроде болен Клаус, вроде больна Агнешка… А на деле я — больнее их всех вместе взятых! Что есть душевная болезнь Клауса или телесная — Агнешки в сравнении с моей?! Ничто! С моей болезнью, разъедающей и душу, и тело, а главное — разум, не сравнимо ничто! Игорь Иванович! Не держите на меня зла! Разрулите ситуацию! Я же не соображаю ничего! Подвела меня подкорка! Ничего не соображаю!
С виду спокойный, я опустился на плиту, под которой спит вечным сном истлевший епископ, — сел рядом с Агнешкой…
— Не кручинься, красавица. Потерпи еще. Скоро уйдем. Утром схожу проверю и…
— Печальное это место, Вольф…
Не удержался и провел рукой по ее волосам, по плечу…
— Нормальное место — сносное. Здесь достаточно сухо для подземелий.
— Нет, ты не понял… Это место… Оно навеяло столько мыслей…
Перед глазами поплыло. Охватил ее плечи и…
— И каких же?
Девушка подняла задумчивый взгляд в потолок — в низкий и совсем не сводчатый потолок.
— Высоких мыслей, Вольф… вечных мыслей…
Я ослабил объятья, хоть мне и хочется стиснуть ее сильнее и… Я еще могу… Могу терпеть… Я волевой, я выдержу.
— Это просто могила, выдолбленная в камне.
— Это место скорби, Вольф… Оно приближает нас к богу…
Девушка склонила голову мне на плечо, осыпая меня золотыми волосами, и я промолчал — не стал разубеждать ее, что бога нет, как разубеждал Клауса, что нет привидений. Пока промолчу, а позже… Она же не сумасшедшая, как Клаус, которому, какие доказательства ни приведи, — все впустую. У него логика от головы отскакивает, как мяч от стенки, хоть наука ему и не чужда. А она… Она — полячка, католичка… Она просто так воспитана, просто привыкла так мыслить. Это ничего, это исправимо. Завалю ее аргументами и… Но это позже. А сейчас… Провел рукой по ее волосам, по шее…
— Агнешка, мне жаль, что пришлось осквернить такое место. Только выбора не было. Так было нужно… для дела нужно.
Она грустно улыбнулась.
— Я понимаю… И бог поймет… Он простит… Он посмотрит нам в души и увидит, что мы…
Она положила руку мне на грудь, и я… схватил, прижал к груди ее руку крепче. Она всмотрелась в мое лицо с улыбкой.
— Расскажи мне о себе, Вольф…
— А что рассказывать? Я просто травлю крыс в подземельях этого города… и попадаю периодами в истории наподобие этой.
— Ты был военным? Ты воевал?
— Я служил, только… Пойми, я не могу тебе рассказать про мою службу.
— Тебе не разрешают?
— Верно, пока не разрешают, но позже — я расскажу.
А что я расскажу ей позже? Что я — русский разведчик? Нет, я не… Пусть думает, что я служил — в немецком спецназе. Нет… Она же думает, что — поляк. Тогда пусть думает, что я — польский диверсант. Черт… А что обо мне думает старик Крюгер? Нужно как-то общее направление их мыслям задать. Только для этого мне нужно сначала изменить направление моих мыслей, замкнутых теперь только на одной Агнешке.
