— Это у тебя горная болезнь… — сочувственно произнес Васильев. — Ладно, подождем здесь этих мизераблей…
— Почему вы их так?
— Несчастненькие и есть… А ты откуда слово знаешь?
— От дедушки…
— А я — от Якова Григорьевича. Я почему хотел их встретить подальше? Потому что время выхода будем с ними сегодня обговаривать. Ладно, все равно сегодня всему отряду дам вводную… И дневку всему отряду сделаю.
Всадники перешли на шаг, они так и двигались молча… Стало видно, что одеты они в черные и коричневые халаты, высокие шапки. Монголоидные лица оставались непроницаемы, спокойны. За спиной всех всадников покачивались ружья… насколько видел Петя, гладкоствольные.
Всадники подъехали, встали полукругом. Им и в голову не приходило сойти с лошадей. Они сидели в седлах и молчали.
— Переводи! Скажи, что я приветствую их и их вождей. Я надеюсь, что их скот здоров и трава на их кочевьях высокая. И еще я надеюсь, что они придут к нам и помогут в нашем путешествии.
Петя знал, как говорить с тибетцами, но экзамен экзаменом, а чтобы высунуть язык и показать тибетцам пустые ладони, пришлось совершить над собой усилие. К облегчению Пети, глава тибетцев тоже показал ладони и высунул язык Только Петя высовывал язык старательно, сколько мог далеко, а тибетец его только чуть выдвинул за зубы — почти что губы облизнул. Что ж, будем знать, как это у них делается…
Слова же Пети тибетцы внимательно слушали. Они не слишком торопились; сидели, как каменные, глядя в пространство. Главный медленно заговорил тонким голосом, и еще один камень упал с Петиной души: он понимал слова тибетца. Звуки порой звучали довольно дико — но непонятных слов Петя не услышал, кроме одного.
— Товарищ Васильев, они будут, людей и яков дадут. Но вот он спрашивает, много ли мы привезли ему «сгушени»… Что это такое?
— А! Переведи — сгущенки мы им привезли много! Это для них самый важный продукт, — пояснил Васильев Пете. — Мясную тушенку они не едят, потому что мяса не едят. А сгущенное молоко или сгущенное какао — без мяса. Хранится хоть вечно, сладкое, и им, по их вере, есть можно. Вон, сгружают для них.
Грохот ящиков со сгущенкой был слышен, как если бы ящики падали на землю у самых ног Пети.
— Когда начнется поход? — ответил на это тибетец.
— Через два дня на третий.
— Мы будем завтра. Мы принесем жертву Восьми Ужасным, и будем готовы выходить.
С этими словами тибетец повернул лошадь, остальные тоже разворачивали лошадей, уходили в каменную степь. А Петя и Васильев побрели к «развалинам»… Оказалось — это вполне даже действующий монастырь, хотя и осталось в нем всего три монаха: старый и два молодых. Старый почти не выходит из своей комнаты, молодые носят ему воду и еду. Ухаживают за старцем, а в остальное время делают, что хотят. Еще в монастыре устроены были две большие комнаты под казарму. Комнаты оказались побеленные, когда-то чистые и удобные. При необходимости здесь можно было разместить до полусотни людей, а в подвале снаряжения и оружия хватило бы и на добрую сотню.
— Опорный пункт, — серьезно называл это Васильев.
В казарме при монастыре и сейчас жили четыре красноармейца. Они не очень утруждали себя службой… Тем более что среди запасов продовольствия был изюм, и старшина повадился гнать из него самогон. Части запасенных в подвале бутылок с водкой и спиртом Васильев тоже не досчитался. При помощи Ивана он долго «разбирался» с красноармейцами и вернулся страшно недовольный.
Петя вместе со всеми таскал ящики и сильно задыхался.
— Не геройствуй! — сказал ему Каган. — На такой высоте все равно не сможешь работать, как на уровне моря, — тут маловато кислорода…
— Это точно! — поддакнул местный красноармеец. — Тут нельзя поступать, как внизу. Тут надо брать понемногу, нести тихо… А задохнулся — сразу отдыхать.
Дело, впрочем, было не только в высоте. Судя по мутным глазам и специфическому аромату, уже сегодня красноармейцы «отметили» прибытие начальства.
— Такой, понимаешь, сволочной народ! — возмущался Васильев. — Вроде отобраны, прошли все проверки… И на тебе! Мог бы — тут же всех сместил бы к чертовой матери и отправил в СССР, под трибунал. А нельзя… Тут и радист, тут и опорный пункт…
— А вообще здорово придумано. Я вижу, наша экспедиция подготовлена на славу… во всех деталях.
Васильев усмехнулся с таким удовольствием, что сразу стало видно — в подготовке экспедиции он очень даже участвовал. Но ведь и правда подготовлено на славу!
Встал Петя рано, день прожил длинный, напряженный и нервный… но спал плохо, все время просыпался от удушья. Рядом мучался Каган. Иван не показывал, но и ему приходилось тяжело. Васильев, наверное, был привычнее к высокогорью, а Бубих — так тот вообще бодр и весел, как зайчик.
Что еще интереснее: в соседней комнате ворочались летчики, никак не могли уснуть, кряхтели и стонали, пили воду. Петя с Каганом тоже пошли пить водичку: запас стоял в местных пузатых корчагах на широченном подоконнике. Узкое оконце в стене полутораметровой толщины косо направлено вверх, на огромные звезды. Разноцветные страшные звезды мигали в какой-то особенной углисто-черной пустоте, делая очень реальным близость внеземного пустого пространства.
— Тут прямо совсем близко космос, — шепнул Каган.
— Ага! Очень высоко… Странно, что наши летчики свалились…
— Не странно… Они высоко летают, но с кислородными масками и в герметичных кабинах. У них в самолете и тепло, и кислорода достаточно. Как-то они завтра полетят.
— Гораздо интереснее, как мы завтра будем акклиматизироваться…
— Ты еще не понял?! Мы будем делать это активно! — Каган назидательно поднял палец. Петя невольно давился смехом, хотя от смеха сразу становилось намного труднее дышать. Укладываясь спать, Петя заметил: Бубих не спит, а наблюдает за ними. На редкость неприятный человек.
— Два дня на акклиматизацию! — Эти слова действительно сказал Васильев еще вечером. Но прав Каган: у Васильева были свои представления, как надо акклиматизироваться.
Для начала: улетел самолет. Измученные высотой летчики доложили о готовности взлетать. Было странно и неприятно видеть, как машина, дребезжа и раскачиваясь, бежит по полю, как она взлетает, уходит в страшное небо Тибета. Самолет уменьшался, уменьшался, превратился в точку, растворился в сияющем небе… только гул слышался еще долго.
— ДБ-3… Дальний бомбардировщик, модель третья, — сказал о нем Васильев. — Великолепная машина… Оценил?! Будет нужно, сделаем здесь настоящий аэродром, еще один — километров за тысячу на юг, и начнем отсюда бомбить Индию. Представляешь: появляется эскадрилья таких, и каждый несет тонны три бомб…
