— Ты идешь по первому сроку, поэтому есть шанс, — добавил полицейский. — Напишешь признание — пойдешь по облегченной процедуре судопроизводства, получишь вдвое меньший срок. Свидетельницу привезли, сейчас готовится помещение для опознания. После опознания пойдешь уже по сумме доказательств, признания побоку.
— Десять лет — или двадцать пять, — продолжила женщина. — Решать тебе. Тебе дать бумагу, или ты идешь с нами?
У Филиппа по спине пополз гаденький холодок. Попался! Его все-таки поймали.
Двадцать пять лет! Это почти что вечность. Дюпре даже не мог себе представить, что это такое — двадцать пять лет. Целая его жизнь от начала до конца, и еще немного! Но десять лет — были столь же непостижимым кошмаром.
«А может, не узнают?» — шелохнулась в его душе слабая надежда.
— Ну, что решил? — Женщина стала подниматься.
— Пошли, — пожал он плечами.
— Теряешь шанс, — опустилась она обратно.
— Так, я ничего не понимаю! — Распахнулась дверь, внутрь шагнул спортивного вида седовласый мужчина в твидовой паре и с кожаной папкой в руке. — Комиссар, почему мой клиент еще здесь?
— Мсье Корпузи? — поднялся мужчина. — Вы ведь адвокат Этьена Бежеваля, если не ошибаюсь?
— Спасибо, я помню, — кивнул адвокат. — Но сегодня по просьбе матери Филиппа Дюпре я представляю его интересы. Ему уже предъявили обвинение? Какое?
— Мсье Дюпре подозревается в убийстве двух человек в воскресенье днем на площади перед комиссариатом.
— Вы сделали «парафиновый тест»? Я могу увидеть отчет эксперта? На оружии есть отпечатки моего подзащитного? У вас есть основания для обвинения, господин комиссар? Хочу напомнить, что мой клиент был задержан три часа назад. Если через минуту он не будет отпущен, я обращусь с жалобой на ваши действия в надзорные органы. Это произвол!
— Ваш подзащитный не имеет алиби на момент убийства!
— Он был с любовницей у нее в спальне. И не обязан посвящать вас в подробности своей личной жизни. Обязанность доказательства вины лежит на вас, господин комиссар! Вы отпускаете моего подзащитного — или мы общаемся через надзорные органы?
Комиссар Фарси тяжело поднялся из-за стола и подошел к зеркалу. Полюбовался мешками под глазами.
Последние две недели дались ему нелегко. Сперва какой-то урод устроил пальбу в парикмахерской. Такое иногда случалось, и он надеялся, что маньяка удастся быстро найти… Но потом в арабском квартале появился вообще непонятный труп молодого игрока, и комиссар уже не удивился, когда какие-то идиоты на белом грузовом «Ситроене» проскочили на всем ходу по одной из улиц мусульманского квартала, разбрасывая по сторонам бутылки с «Молотовым». От шального набега никто не пострадал. Только краска на нескольких домах обгорела, тротуары подкоптились, и одна машина все-таки занялась. Но после этого арабы напрочь перестали общаться с полицией. Просто разучились понимать французский язык, и все!
Комиссар уже тогда почувствовал неладное и обратился в департамент Нанта с просьбой прислать усиление из корпуса жандармерии, но ему ответили, что все силы заняты в Париже, Тулузе и Лилле, где начался очередной бунт исламских эмигрантов. Потом был поджог на Старом проезде, потом арест Мустафы Валлема, которого пришлось забирать буквально с боем, под градом камней собравшихся арабов. На Валлема, как на убийцу из парикмахерской, указал один из осведомителей. Но его не опознала ни одна пострадавшая, и парня пришлось отпустить. Однако еще до этого кто-то успел стрельнуть в толпу, собравшуюся перед комиссариатом, когда арабы требовали отпустить Валлема. Им ведь плевать на вину, они всегда защищают своих… в отличие от полицейского департамента.
После стрельбы эмигранты поначалу разбежались, потом попытались ворваться в комиссариат. Разгонять их пришлось слезоточивым газом. Арабы побежали — но вскоре стали нападать и избивать первых попавшихся на пути местных жителей. И вместо того, чтобы искать стрелка, Фарси сперва сидел в обороне, а затем наводил в округе порядок, не имея ни одного свободного человека. Какое уж тут расследование!
В итоге теперь его ненавидят жители за то, что он отпустил убийцу парикмахерши — ведь все уверены, что комиссар испугался арабской диаспоры. Его ненавидят арабы за то, что их убивали, а виновник неизвестен. И даже отпущенный Мустафа Валлем прямо в камеру перед участком открыто заявил, что намерен зарезать десять неверных в отместку за своего брата, оказавшегося одним из застреленных. Только за это в любой нормальной стране виновнику влепили бы лет пять. Угроза убийством — преступление. Но Валлема трогать не рискнули. Хотя все понимали — он не шутит. Этот — пойдет убивать.
Последней надеждой были местные нацики. Кому еще может прийти в голову наугад стрелять по мусульманской толпе? Мелкие местные «фюреры» все наперечет имелись в картотеке департамента. Взять, надавить, получить признание…
Но адвокат был прав: ни на кого из задержанных у полиции не было никаких улик. Тест на пороховую гарь — нулевой, найденная винтовка — без отпечатков. «MAS-36» стояла на вооружении тридцать лет — нашлепаны сотни тысяч штук, и поставлялись по всему свету от Вьетнама до Намибии. Никаких зацепок…
Тут даже с чистосердечным признанием запросто в суде оправдают.
Комиссар Фарси отлично понимал, что случится дальше. Но поделать ничего не мог. Из его тупика никаких разумных выходов не имелось.
— Филипп Дюпре, вы можете быть свободны, — наконец выдавил он. — У полиции нет к вам больше никаких вопросов.
— Прекрасно, — обрадовался адвокат. — Филипп, пойдем. Надеюсь, комиссар, ваши слова относятся и к остальным задержанным?
Буквально волоча молодого человека за руку, адвокат вывел его на свет, и уже за дверьми комиссариата чуть задержался, повернувшись к подзащитным:
— Если что, звоните. Ничего не бойтесь, закон сильнее фликов. Я поехал, у меня еще много дел.
Быстрым шагом он направился к приземистой «БМВ», а Белуха громко выдохнул:
— Ничего себе, приключение! А ведь я чуть не поддался! Уже и вправду думал, что проще признаться.
— Ну и дурак, — ответил Филипп. — Руки у них коротки нас достать. Пошли. Нужно выпить. И пораскинуть мозгами над нашим главным вопросом… Кому всадить еще сорок оставшихся в коробках пуль?
— Денис, ты глянь! — остановился Алексей возле огромной телевизионной панели, на которой над бегущей строкой показывали горящие на улицах машины и парней в куртках с капюшонами, мечущих куда-то камни и бутылки. — Они там все с ума посходили! Интересно, это турки в Германии или арабы во Франции?
