Скипидар махнул рукой.
— Слава богу, обрез был. Против мелочи дробью — самое оно. Что доктор прописал.
Тяжело замолчали, невольно прислушиваясь к быстрому топоту по ту сторону люка.
— Надо же что-то делать. Мужчины, придумайте что-нибудь! — Леночка не выдержала, завела старую песню, которая заканчивается известно чем, кондовой бабской истерикой.
Инга влепила подруге несильную пощечину, и Леночка поперхнулась.
— У меня там мама осталась, — обиженно прошептала она.
— Прости! — Инга не смутилась. — У нас есть еще дробовики?
— Дробовиков нет, — качнул головой Глеб. — Этот обрез я спер в «Харчо». Что с патронами?
Скипидар положил ружье на пол, вынул из одного кармана нетронутую пачку, вывернул из другого несколько патронов.
— И за то спасибо.
Подбирать обрез прапорщик не стал, и вообще в герои не рвался. Дробовик лежал на полу как маршальский жезл, в ожидании, когда его поднимет и получит право отдавать приказы настоящий командир. После секундной заминки сталкер взял оружие. Выбор одобрили: Варан промолчал, Инга кивнула, прапорщик отвел глаза. Леночка просто ничего не поняла.
Потом началась работа. Чердак проверяли, сдвигая мебель и выбрасывая наружу разный хлам, искали и заделывали щели. Инга, назначенная Глебом в дозор, ходила от одного чердачного окна к другому и раздражала всех советами. Пару раз она стреляла, утверждая, что заметила псевдопса или крысиного волка. Тихая Леночка сидела подле Мамаева и иногда протирала ему лоб влажными салфетками. Использованные шприцы усыпали пол, как гильзы. Солдату вкатили слоновью дозу антидота, но он не просыпался и дышал тяжело.
— Гражданин… Глеб!
Рамзес оглянулся.
— Посмотрите, — едва не плача, попросила Леночка.
Голова солдата распухла, быстро превращаясь в синюшный шар. Отек расползался от цепочки почерневших ранок, оттуда, где давешняя крыса впрыскивала яд быстрыми уколами.
— Нос и рот прикройте чем-нибудь, — велел сталкер девушке.
Глебу приходилось видеть действие крысиного яда. Всего одна капля упала в пакет с кровью для переливания. Яд не растворился; капля очень быстро свернула кровь, превратив ее в липкий сгусток-тромб, плавающий в белесой жидкости.
За Мамаева оставалось только молиться. Антидот закончился. Аптечный шкаф есть в подвале, но до утра путь туда заказан, слишком опасно. Циничная логика войны: жизнь одного человека не стоит жизни другого. Погибай, но выручай — это подвиг, когда рискуешь своей жизнью, и преступление, когда чужой. Одиночку назовут героем, про командира скажут «в крови купался».
Сталкер отвернулся.
Площадь перед управой была пуста — и забита собачьими трупами. Глеб разглядел только суетливое шевеление у забора, где крысы облепили умирающую собаку. Рамзес прислушался, но ничего не услышал, Вешки будто вымерли. В этой мертвой тишине, подчеркнутой песьими стонами и далекой канонадой, Глеб сначала задремал — накатило после бессонной ночи и чудовищного дня, а потом заснул.
4
И снилось-то черт-те что, но пробуждение оказалось еще хуже.
— …умер, — горько сказали рядом, и Рамзес очнулся.
Инга вздрогнула, поймав его взгляд:
— Ты что, притворялся?
— Спал. Мамаев?
Инга кивнула на тело с накрытым лицом. Сталкер присмотрелся: бандана, высший дембельский шик. Бандана Глеба проняла. Эх, Мамаев, Мамаев… Рамзес сделал каменное лицо и оглядел чердак.
Инга сидела в окне, свесив наружу ноги, и наблюдала окрестности в ночной прицел «Тигра». Глеб скривился — службы не знает девчонка, но промолчал. Скипидар жалобно храпел, привалившись к ящикам и откинув голову так далеко, что в распахнутый рот можно было заглянуть не нагибаясь. Мышка Леночка сжалась в комок в самом темном уголке, и, судя по красному носу, ревела не переставая. Руки с сорванными ногтями она неловко держала на весу, и Глеб смягчился, хотя паникеров люто ненавидел. Варан сидел у дальнего оконца, баюкая перевязанную руку; автомат Мамаева лежал у него на коленях.
Глеб хлопнул по карманам. Выпрошенная у Скипидара аптечка оказалась на месте, и сталкер кинул Варану пенал с красным крестом.
— Номер шесть, специально от укуса псевдособаки. Вколи, — посоветовал он насколько смог дружелюбно.
Варан сухо кивнул. А он самолюбивый, понял Глеб. С таким нельзя в разведку.
— Кошелек обронили, Рамзес, — показал на пол Варан.
Вместе с аптечкой из кармана выпал бумажник.
«Откуда?» — удивился Глеб и тут же вспомнил: Зона, Фокс, ПДА и бумажник с его, Рамзеса, деньгами.
Глеб поднял отощавшее за день портмоне и по привычке раскрыл. В прозрачном файле Фокс держал фотографию некрасивой женщины, не то моложавой матери, не то старой жены, и такой же некрасивой девочки. В закутке для кредиток скучала одинокая карточка на чужое имя и с надписью «Хрен тебе» на месте «Autorised Signature». Веселый он был парень, Фокс, мир праху его. Хотя и бандит.
— Все на месте? — спросил Варан с едва уловимой иронией.
Глеб собирался уже спрятать трофей, когда пальцы что-то нащупали за фотографией. Сталкер отогнул пластик ногтем. На свет божий вылетела и запорхала сложенная вчетверо бумажка, Глеб едва успел поймать ее.
— Если склероз мне не изменяет, — прокомментировал из-за спины Варан, — я видел фото из этого портмоне в руках у Кости Фоксина. Значит, не врали? Нашли тело?
Глеб смял листок в кулаке.
— Не стой за спиной! Или правил не знаешь? Второй раз предупреждать не буду!
— Ладно, ладно! — поднял руки Варан. — Не кипятитесь, мы не в Зоне. Давайте посмотрим.
Глеб разгладил листок, вырванный в спешке из старой (бумага совсем пожелтела) записной книжки.
Да, я знаю, я вам не пара,
Я пришел из иной страны,
И мне нравится не гитара,
А дикарский напев зурны…
Стихи, мимолетно удивился, но больше огорчился Глеб. Писаны аккуратно, явно в чистовик, хорошей перьевой ручкой. Ай да Фокс! Романтик, как, впрочем, многие в Зоне.
И вот еще интересно: за последним четверостишием карандашом записаны многозначные числа.
— А ничего! — заметил Варан с апломбом. — Мог бы печататься.
Глеб посмотрел с подозрением, но Варан, кажется, говорил серьезно. Нет, не все в Зоне романтики!
— Он печатался, — усмехнулся Глеб. — Известный поэт, культовый, можно сказать. А ты не знал?
— Фокс?! — теперь уже Варан смотрел подозрительно.
— Эй, спорщики! — крикнул от окна Инга. — Кончайте… как это?.. базар. Светает, нужно решать с вылазкой.
— Я решу, — отрезал Глеб. — И поставлю в известность.
Инга покраснела.
— Пойдем только при свете, — без вызова, но твердо сказал Рамзес. — Поспи час-другой, я подежурю. Если кому нужно в туалет, — Глеб мельком глянул на мышь Леночку, — то придется терпеть.
