— Ну да, и рыть ничего не надо, — усмехнулся комбат. — Понимаю, понимаю.
— Да причем тут… — Дергач натянул шлем, ткнул пальцем в гребень высоты. — Смотрите: если танки будут двигаться по внутренней стороне «подковы», по очереди поднимаясь на гребень вон там, вон там и вон там, мы сможем организовать обстрел долины с нескольких точек одновременно. Противник не сможет сориентироваться, куда ему бить в ответ. Это будет такая… карусельная стрельба.
— Хм… — Комбат достал из планшета карту, развернул. — Ну-ка, придержи. Значит, карусель, говоришь? Тут, тут и тут… Хм… А в случае чего всегда можно спрятаться, укрыться за высотой, я правильно понимаю?
— Конечно.
— Толково, Саша, очень толково. Что ж, попробуем.
По склону, вбивая сапоги в податливую глину, карабкался начальник штаба.
— Решетников передал — в лесу чисто, вдоль реки на пять километров никого! — запыхавшись, крикнул он срывающимся голосом. — 7-й батальон, штаб бригады и «самоходы» на рассвете выйдут из Константиновки, после обеда будут у нас.
— А «остовцы», стало быть, ушли, — кивнул комбат, убрал карту, и задумчиво глядя на тонущее в невесть откуда взявшихся размазанных облаках багровое солнце, добавил: — Чую, тот еще завтра будет денек…
Ночь прошла спокойно. Никто не потревожил боевое охранение танкистов. Экипажи КВ досматривали десятый сон, когда далеко на западе, за много километров от Вороновки, двенадцать дивизий Южного фронта рванули в ночную прохладу, разорвав предутреннюю тишину ревом сотен моторов.
Наступление началось.
Планировавшие операцию работники штаба были готовы ко всему — к встречному бою, когда армады бронированных машин сталкиваются лоб в лоб, стонет изувеченная гусеницами земля, люди глохнут от выстрелов и взрывов, а небо пронзают сотни снарядов, к коварным засадам, к контрманеврам, к упорной обороне, даже к быстрой и бескровной капитуляции противника.
Не учли они только одного — что командование группы армий «Ост» предугадает их замыслы и буквально за два часа до начала наступления противник примет решение уйти со своих позиций, бросив обжитые базы, чтобы сохранить технику и людей для будущих боев.
Стальная вражеская армада под покровом ночи рванулась из так заботливо подготовленной ловушки к долине реки Немочь, разжимая бронированные клещи, уже готовые сдавить группу армий «Ост» в гибельных объятиях.
На рассвете в Вороновке неожиданно закричали петухи. Как птицы уцелели в мертвой деревне, чем питались все это время — для всех так и осталось загадкой. Петухам не было дела до войны людей и моторов. Они приветствовали встающее светило, прорезая звенящую утреннюю тишину задорным «Ку-ка-ре-ку!».
— О, прямо не петухи, а родственники Гитлера, — проворчал Красильников, продирая глаза. — Такой сон не дали досмотреть, гады! А мне такая девушка приснилась…
Договорить он не успел — над скопищем танков, перебивая крики петухов, разнеслось:
— Тревога, тревога!
В чистое ультрамариновое небо, украшенное пушистыми «кошачьими хвостами», взмыла тревожная красная ракета.
— Что за… — недовольно заворчал Дергач и, не закончив фразы, побежал к комбатовскому танку, на ходу застегивая портупею.
Звягин, потирая ладонью помятое со сна лицо, севшим голосом не говорил — вбивал фразы:
— Соседи предупредили. Из глубины долины в нашем направлении движется крупное соединение противника. Несколько сотен танков всех типов. Точнее установить не удалось — разведка попала под сильный обстрел. Танки Решетникова оттянулись за деревню, будут ставить заградительный огонь. Наша задача: попытаться остановить врага. Любой ценой, понятно? Тут вчера лейтенант Дергач предложил одну штукенцию…
— Олень! Сильнее олень! — приникнув к перископу, рычал Дергач. — Вот так. Заряжай, идем на огневую…
КВ «Погибель Гитлера» спешил занять свое место в танковой карусели, кружившейся на склонах высоты 234. Пыль, грязь, рев моторов, сизая пелена солярного выхлопа, в танках — мат и суровое отчаяние обреченных людей, знающих, что просто так покинуть этот мир они не имеют права, потому что умереть — легко, а вот выполнить боевое задание — почти невозможно.
— Пакорыч, тормозишь по сигналу и после выстрела сразу откатываешься назад, понял-нет? — Дергач произнес это таким тоном, что мехвод ответил строго по уставу:
— Так точна, товарища командир!
— Не зевай, — бросил Дергач Красильникову. — Пять секунд. Четыре… Три…
КВ вползал на гребень высоты, поднимаясь все выше и выше.
— Две… Одна… Стоп! Тормози, мать твою!
Танк остановился — над уже потревоженной гусеницами землей торчала лишь башня, в которой Красильников лихорадочно вращал ручки прицельного устройства. Ствол пушки нашарил жертву, гулко бухнуло, и прежде чем в долине расцвел дымный букет взрыва, «Погибель» отъехал вниз. Пакор не подкачал, не замешкался, и очень вовремя — земля на том месте, где только что находилась башня КВ, вздыбилась раз, другой, третий…
— «Полста первый», уходи на круг, — распорядился комбат. — «Двадцать восьмой», выходишь на третью позицию. Давайте, мужики, давайте!
…Бой шел уже второй час. Второй час КВ утюжили внутренний склон подковообразного холма, пытаясь остановить прорыв вражеских танков. Их было много, неожиданно и невероятно много, сотни и сотни. Впереди шли тяжелые машины, средние и легкие танки двигались под их прикрытием, готовые в любой момент открыть заградительный огонь.
Утром, перед боем, комбат собрал командиров машин и неожиданно сказал:
— Никогда не думал, что придется умирать в такой поганый денек.
День и впрямь не удался — едва взошло солнце, как небо затянули низкие тучи, то и дело накрапывал нудный, тоскливый дождь.
— Через десять минут соседи накроют противника огневым валом на километровой дистанции, — объявил комбат. — Ближе, увы, нельзя — их слишком много, успеют прорваться на скорости. Наша задача все та же: используя высоту как естественное укрытие и меняя позиции, остановить продвижение противника, а в идеале — уничтожить как можно больше вражеских машин. К четырнадцати ноль-ноль должны подойти «самоходы» и 7-й батальон, станет полегче.
— А ты оптимист, капитан, — буркнул тогда Дергач.
— Да, — легко согласился Звягин, не обращая внимания на неуставное обращение. — Я оптимист. А знаешь, почему? Потому что, согласно статистике, лейтенант, оптимисты дольше живут, а сейчас это важнее всего. — И вдруг изменившись в лице, комбат торжественно, как на параде, скомандовал: — Товарищи офицеры! По машинам!
