— Да ты всегда блюешь, козел! — настаивает Диоп.
— Садись в этот джип без разговоров, Бун. А если ты блеванешь в машине, клянусь, я выкину тебя наружу и заставлю идти пешком! Святой отец, вы тоже едете с нами. Пятеро в первой машине, четверо во второй.
Уезжая, мы не закрываем за собой двери станции и не ставим на место заграждения из колючей проволоки. Мы предоставляем ветру свободно гулять и завывать в мрачных пустых коридорах. Так в древности Бог наказывал мятежные города или те, в которых он разочаровался. Но я служу Богу милосердному, и в этом мертвом городе я вижу не признак его гнева, а только очередную ошибку Человека.
Пока сержант заводит двигатель и наш «хаммер» начинает движение, я про себя произношу молитву за мертвых — за всех мертвых — станции Аврелия. Но я спрашиваю себя, слушает ли еще Бог мои молитвы. Когда-то их было много. Я остался среди немногих, имеющих голос для молитвы. Но и эти немногие нечасто его беспокоят. И почему тогда он не удовлетворяет те немногие, очень немногие молитвы, которые доходят до его слуха?
Ветер гоняет тучи снега. Вскоре очертания станции и метановый мешок на ее крыше исчезают из виду.
Как будто их никогда не было.
Как будто они мне только приснились.
— Вместо Полярной звезды, — говорит мне Венцель, — мы можем использовать счетчики Гейгера. Единственная бомба, поразившая Рим, упала на двенадцатом километре Тибургинской дороги, к северу от нашего теперешнего местоположения. Счетчики начинают трещать, как сверчки, когда приближаешься к тому месту.
— Почему они ударили именно туда?
— Там был штаб МБДА,[48] — говорит Дюран с места рядом с водителем, — европейского консорциума. Лидер в области производства ракетных систем.
— Там производилась куча прекрасных штук, — добавляет сержант. — Возможно, упавшая туда бомба была сброшена американцами… Чтобы уничтожить конкурента, понимаете?
— Один мой друг, профессор, говорит, что бомб, поразивших город, было две.
— Это и так, и не так, — вмешивается Дюран. — Упали две бомбы, но сработала только одна. Вторая не взорвалась. Она предназначалась аэропорту Чампино.
— Пятьдесят процентов брака, — саркастически комментирует Бун.
— Но почему всего две бомбы на столицу целой страны?
— Слушайте, святой отец, вы вообще помните, какая дерьмовая это была страна? Какая маленькая, крошечная, жалкая страна это была?
— Но даже при этом…
Дюран пожимает плечами:
— Может, это провидение Господне? Так вам больше нравится?
— Капитан, меня сейчас вырвет, — объявляет Бун, сидящий на правом сиденье.
— Даже не пытайся.
— Венцель ведет ужасно дерьмово…
— Скажи спасибо, что мы взяли тебя на борт, — спокойно отвечает сержант.
Я удивляюсь, как ему удается вести в таких условиях. Тьма, снег и препятствия, возникающие из ниоткуда в последний момент, за секунду до того, как ты умудряешься обойти их. Сержант сказал мне, что шины армированы кевларом. Четыре запасные лежат в багажнике, занимая половину его объема. И вообще Венцель говорит о машине с такой уверенностью, что кажется маловероятным, что он не водил ее раньше.
Я говорю ему об этом.
— Конечно, я ее уже водил. Когда мы приехали в Замок Святого Ангела, у нас была еще и «хамви». Вот это была машина так машина! Американская военная модель, из которой какой-то слабоумный сделал лимузин. Жаль, что к ней нельзя было достать запчасти. А вот эта и вторая, которую, надеюсь, Диоп не раздолбает, — мои творения. В том числе воздушные фильтры повышенной мощности и свинцовое покрытие на потолке. Они вроде механических Франкенштейнов, учитывая, что мне пришлось взять запасные детали из других машин. Знаете, я работал механиком в автосалоне «Джип» до того, как… до того, как все полетело к едрене фене.
— В салоне здесь, в Риме?
— Не. В Гамбурге. Мы все не местные. Слушайте, да вы вообще слышали мой акцент? Я приехал сюда в отпуск со своей девушкой, чтобы посмотреть Вечный Город. Вот уж что угодно, но только не вечный… Путешествуя, мы ночевали в спальниках в хостелах. Если б я только знал, что с тех пор мне придется почти всегда дрыхнуть в спальнике…
— Что случилось с твоей девушкой?
Венцель не пожимает плечами, но как будто делает это. А потом он произносит спокойным, равнодушным голосом:
— Мы потеряли друг друга из виду. Я давненько ничего о ней не слышал. Может, мне стоит как-нибудь позвонить ей? Что скажете?
Вот и вся эпитафия потерянной любви…
Венцель рассказывает, что в двух километрах от станции Аврелия он нашел автосалон. Почти все машины были разбиты.
— Но эти две красавицы… — вздыхает он, а потом восхищенно свистит. — Они стояли в подземном гараже. Как у мамочки в животе. Никто не заходил туда со времен ЖАН. Конечно, за двадцать лет они немного заржавели, это естественно. Но за пару недель я привел их в порядок. Теперь они не как новенькие, конечно, но достаточно, чтобы служить, так-то. Вероятно, когда ударили бомбы, их только-только приготовили для продажи. Когда мы вывезли их первый раз, я готов был расплакаться…
— А я блевануть. Больше не могу.
— Заткнись, Бун. А ты, Венцель, брось воспоминания и следи за дорогой. Напоминаю тебе, что мы въехали в очень трудную зону.
В машине резко воцаряется тишина. Тепло кондиционера и свет приборной доски, отражающийся на лобовом стекле, дают мне успокаивающее чувство нормальности.
Сержант замедляет ход. Дорога проходит между высокими полуразрушенными зданиями, темными, как горы. Ветер хлещет по машине, заставляя ее вибрировать. Я представления не имею, где мы находимся. Время от времени капитан Дюран сверяется со старой дорожной картой, затрепанной до состояния древнего папируса. Но по мне, мы с тем же успехом могли бы находиться на Луне. Думаю, пейзаж отличался бы не очень сильно.
Ни слова не говоря, Бун в рвотном позыве опускает стекло со своей стороны.
Капитан в ярости поворачивается.
— Бун, идиот!
Что-то ударяется о бок машины. Тело Адель Ломбар падает на меня.
В окно просовывается длинная темная ветка.
Нет, это не ветка: это рука! Длинная серая рука скелета, оканчивающаяся пятью когтями. Она протягивается и изгибается в тесном пространстве салона, пытаясь ухватить нас. А потом обвивается вокруг тела кричащего от боли Буна.
Вскакивая, как два хищника, Венцель и Дюран распахивают двери и выпрыгивают из джипа, сжимая в руках пистолеты. Шум выстрелов похож на грозу. В окно всовывается вторая рука, а вслед за ней — чудовищная морда, как у изуродованной собаки с покрытыми пенящейся слюной кривыми зубами.
