— И что на этот раз?
— На этот раз меня хотят заставить поменять машину, — зло буркнул Хатхи. — На новую.
Я тихонько присвистнула.
Что такое поменять машину человеку с менее чем средним достатком? Почти неразрешимая задача. Особенно в странах, вроде Индии, где система кредитования отсутствует из-за мощного давления на ее экономику извне. Получается, что, отнимая у миллионов таких вот Хатхи их потрепанные колымаги, кто-то наверху начисто обрезает множеству людей возможность улучшить свое материальное положение. Вследствие этого некоторые залезают в долги — и это в лучшем случае. В худшем большинство просто вышвыривается на обочину дороги, как ненужный балласт, годный только для грубой и низкооплачиваемой физической работы. Все это тянет за собой падение экономики всей страны и ухудшение криминальной обстановки. Страна теряет шанс попасть не то что в Золотой Миллиард, но даже в Бронзовый попадает с трудом.
— Экологию, говорят, портит, — продолжал Хатхи. — Портит экологию, сестра. Что тут портить?! Я спрашиваю, что тут портить, когда на солнце без одежды выходить уже нельзя совсем? А?! Моя дуреха вчера вылезла в новомодном этом костюмчике. Пока я тут деньги зарабатываю, она, оказывается, по моде одевается.
— Жена? — спросила я.
— Какое там! — водителя явно прорвало. — Дочка! Жена у меня умница, ей все эти плакаты и моды, как радже метелка. А вот дочка — глупое существо, сестра. Приезжаю домой, а она с температурой лежит. Кожный ожог… А врачи сейчас стоят недешево…
Он махнул рукой, некоторое время ехали молча. Наконец Хатхи подвел итог:
— А все фестиваль этот! Не было бы его, не было бы этой моды дурацкой, правил этих. Экология! Вся надежда, что удастся дать чиновнику взятку.
— А если ездить без вывески “Такси”? — предложила я.
— Что ты, сестра, тут знаешь как с этим строго? Закон приняли несколько лет назад. Как раз фестиваль был. Все из-за него. Теперь штрафы и машину отбирают. Следят.
Наконец мы подъехали. Харчевня с кривоватой надписью на английском “The glutton”, находившаяся прямо возле дороги, представляла собой большую деревянную площадку с навесом и длинными грубоватыми скамьями. У входа стоял большой щит, на котором кривым почерком с ошибками было написано меню. Помещение было заполнено наполовину. Между столов с ленцой бегали официанты.
— Подождешь нас, Хатхи? — спросила я, рассматривая через окошко место встречи. — Плачу вчерашнюю цену.
Выходов и входов было предостаточно. Перекресток, плюс путаница сквозных переходов позади.
Хатхи хрюкнул и почесал бороду. Как бы хорошо не относились к вам индусы, но если речь идет о деньгах… Они готовы торговаться с родной матерью. Таковы национальные традиции.
— Нужно добавить две сотни, сестра. У меня больной ребенок, машину надо менять.
— В лучшем случае двадцать пять.
— Невозможно, сестра, совершенно невозможно. К тому же тут негде остановиться, это очень неудобное место…
— Пятьдесят, — Аиша под боком дернулась что-то сказать, но я положила ей руку на колено, и она затихла. — Но это последняя цена, Хатхи. Я тороплюсь.
Хатхи почесал бороду, поправил чалму, кивнул:
— По рукам, — и мою руку снова зажали в подушку.
Хатхи зарулил в подворотню, и теперь нос его “Линкольна” настороженно высовывался из-за угла здания. Мы же плюхнулись на жесткие скамейки. К нам неторопливо подплыл официант в белых одеждах и с аккуратно подстриженной черной бородой.
— Что вы желаете?
— Аиша, закажи, — сказала я. — Что-нибудь полегче.
Девушка бойко залопотала, официант записывал, чуть наклонившись вперед. Наконец он коротко кивнул и исчез.
— Мы договорились так, что он подойдет сам, — виновато сказала Аиша.
— Подождем, — сказал я.
Вокруг кипела жизнь. В автомобильной толчее мелькали велосипеды, мотоциклы, просто пешеходы. Все куда-то спешили, кричали, сигналили. Кто-то пытался пробраться в соседний ряд, его не пускали. Чумазые мальчишки возились в пыли у дороги, добавляя гомона в уличный беспорядок. Сверху на них с огромной голографической рекламы смотрела, улыбаясь, очередная поп-дива в джинсах популярного фасона, с вырезами спереди до самого гладко выбритого лобка. Совсем уж интимные места были аккуратно закрыты полосками ткани, бог знает как держащимися на теле. Певичка производила завлекающие движения бедрами на фоне красного полотнища с яркой белой надписью “Coca-Cola”. Под этой голограммой располагался автомат с рекламируемым продуктом.
— Нравится? — раздался мальчишеский голос над ухом.
— Что? — я повернулась.
— Я спрашиваю, нравится?
Стоящий передо мной подросток указывал взглядом на рекламу, видимо, имея в виду поп-диву. Мальчишка был одет почти так же, как она, только ткани на чреслах у него было немного больше, и вместо облегающего топика парнишка носил майку. Выглядел он по-дурацки.
— Ты кто?
— Али. Мне показалось, что ты хотела меня видеть?
Они что, сговорились? То нимфеткообразный Семецкий, то этот… Это что, такая мода среди информаторов прикидываться детьми?
Торговцы информацией — люди странные. Наверное, самые странные в этом мире. Это обусловлено их работой. Они знают о своем товаре больше, чем кто бы то ни было на Земле. Поэтому об информаторах известно немного. Только то, что они хотят, чтобы о них знали.
— Я ее фанат, — продолжал рассказывать мне Али, давая время осмыслить информацию. — Она такая душка, такая милая, такая сладкая… У меня есть все ее диски, все ее песни. Плакаты. Почти все. Нет только к альбому “Веселый марсианин” и рекламный “Левый поворот”. Но зато на рекламе колы у меня даже есть ее автограф. Классная она… Я тут провожу все время. Потому что отсюда хорошо видна эта реклама.
Он замолчал, вопросительно глядя на меня. Я пожала плечами.
— Мне больше нравятся мальчики.
— Да, я заметил, — Али плюхнулся напротив меня и кинул выразительный взгляд в сторону Аиши. — Итак, зачем ты меня искала?
— Мне нужна информация.
— Я догадался. Ответ довольно банальный.
— Ну, и вопрос не блещет оригинальностью.
Али выпятил нижнюю губу. Официант принес несколько тарелочек, от которых пахло так, что рот наполнился слюной.
— Приятного аппетита. Я подожду, пока вы поедите. Сабджи надо есть, пока они не остыли, — сказал Али и, положив голову на руки, уставился в парящую над улицей голограмму. — Она такая милая…
Сабджи были вкусными. Очень вкусными. Особенно с лепешками и рисом.
Жаль, что мы пришли сюда не за этим. Я отодвинула тарелку.
— Прости, что интересуюсь, Али, но сколько тебе лет?
— А на сколько выгляжу? — Али не отводил взгляда от объекта своего поклонения.
