у нас здесь? — нараспев протянула надзирательница. — Вылезай, пока я сама не решила тебя вытащить.
— А вы попытайтесь, — проворчал я.
— О, да у нас тут рядовой шутник завелся, — женщина присела на корточки и уставилась на меня.
Кабы не острота ситуации, впору было бы уронить челюсть и пустить слюну. Барышня была чудо как хороша и прекрасно это знала, подчеркивая черты лица и соблазнительные изгибы самым выгодным образом.
Красивое лицо с острым подбородком. Идеально правильные — настолько, что становилось немного не по себе — черты лица. Длинные каштановые волосы были убраны в высокий конский хвост, что придавало ее образу какую-то соблазнительную строгость. Огромные бледно-голубые глазищи, подведенные «стрелками», чуть влажные от возбуждения губы…
Черт.
— Что, птенчик, поиграть хочешь? — улыбнулась она. Только эта улыбка не сулила мне ничего хорошего.
Я оскалился в ответ.
— Если не ошибаюсь, в правилах академии прописано обязательное обращение на «вы» даже к воспитанникам.
— Читать умеет, надо же, — лицо молодой женщины ожесточилось. — Только что-то, гляжу, тебе это не помогло, раз ты здесь оказался.
В следующую секунду она схватила обеими руками кровать и попросту опрокинула ее набок.
— Да еж ты…
Железо лязгнуло о кафельный пол, расколов пару плиток. Я метнулся в сторону от нее, надеясь успеть проскочить мимо, к выходу. Почти успел. Она ухватила меня за край толстовки, когда я почти добрался до выхода.
— Куда?! А ну вернись.
Она рванула меня на себя с такой силой, что ткань затрещала, а я отлетел назад, почти что ей в лапы. Это ж сколько мощи у этой дамочки, если она влегкую переворачивала кровати и таскала восьмидесятикилограммовых парней одной рукой?
Тоже из рода воинов? Богатырша хренова.
Пока я летел, успел сгруппироваться, а она подкинула носком ботинка свою дубинку и ловко поймала правой рукой. Я прикрыл голову, но удар все равно получился болезненным.
— Будешь знать, как игнорировать приказы.
Вот сучка. Пользовалась служебным положением по полной программе. Не просто пользовалась — насиловала правила по полной программе и с особым цинизмом. На что рассчитывала? На безнаказанность надзирателей четвертой группы? Я эту дамочку раньше здесь не видел, хотя, конечно, особо и не успел исследовать остров. И все же что-то подсказывало мне, что ни к кому, кроме четвертой группы, такую отмороженную мадемуазель подпускать бы не стали. Слишком уж был ярок контраст с поведением той же Софии…
— Извините, я не расслышал, — широко улыбнулся я, провоцируя эту дамочку еще больше. — Это же лазарет. Болею…
Она снова замахнулась дубинкой, и я не выдержал. Нет, женщин, конечно, бить нельзя. Но если баба с силой Ильи Муромца начинает ни за что лупасить тебя дубинкой, то извините, тут не до этикета.
Я зарычал и выставил руку, блокируя удар. Дубинка угодила прямиком в предплечье и… Сломалась ровнехонько посередине.
— Говно ваша амуниция, — осклабился я, чувствуя, как в венах забурлила кровь. Тело требовало драки. Распробовало и желало продолжения.
— Что за…
Увидев смятение и злость в глазах надзирательницы, я широко улыбнулся.
— А теперь что, врукопашную пойдете?
Но смотрела она не на свою дубинку. А на печать на моем животе. Подняв руки, я задрал и без того коротковатую для моего роста кофту… Которая треснула по шву и теперь болталась лохмотьями.
— Печать, — прошептала она и медленно попятилась. — Печать…
Надзирательница шарахнулась назад, подхватила висевший на цепочке свисток, и издала три резких сигнала, от которых резануло в ушах. В следующий миг она бросилась к двери и пинком выбила ее ногой.
— Тревога! — закричала она так, словно ее убивали. — Нападение на надзирателя!
Она вылетела в коридор. Гнаться за ней было бесполезно — сам приду в руки охраны.
Бежать?
Позади меня слегка пошевелилась несчастная Катерина. С трудом оторвав голову от пола, она тут же снова ее уронила. Я забеспокоился, что девчонка слишком сильно ударилась.
— Катерина! — я подскочил к ней. — Катя! Ты как?
Она не издала ни звука. С и без того бледного лица сошли последние краски, и выглядело это жутко. На всякий случай я приложил руку к ее шее, ища пульс. Нащупал. Ровный, просто замедленный. Давыдова дышала, но, кажется, провалилась в беспамятство. Видимо, то лекарство, которым ее снова накачали, начало действовать. Забористая же у них здесь была дурь.
Нам-то что делать, Хруст?
Я взглянул на потайную дверь. Ну уйду сейчас — так все равно же найдут. Я был свидетелем того, как эта надзирательница обращалась с Давыдовой. Как минимум, имел место «неуставняк», а я мог разболтать. К тому же эта садистка увидела на мне печать. Значит, они точно станут меня искать по всем палатам и не успокоятся, пока не поймают. Вопрос, что будет дальше…
Вылезти на улицу? На окнах были решетки. Сперва выбить стекло, потом разогнуть прутья… Наверняка у меня бы это получилось с таким приливом сил, но на это уйдет слишком много времени. Катя точно не помощница, да и не факт, что она бы не сдала меня, будь она в сознании. Все же сумасшедшая, ненадежная.
Резче, Хруст! Нужно успеть главное — сообщить, каким-то способом дать понять Софии, что ты оказался прав. Что и она тоже не зря подозревала неладное.
Я заблокировал дверь кроватью и принялся рыться в прикроватных тумбах. Нашел огрызок карандаша и кусок какой-то бумажки — то ли старая справка, то ли обрывок инструкции к какому-то препарату. И написал только одно слово — «Друзилла». Затем быстро свернул бумажку и затолкал в резинку штанов — в дырку люверса, из которого выходила тесемка.
А затем направился к потайной двери. Может успею добежать до своей палаты и оставить записку. София точно придет. Спрячу так, чтобы нашла. Я уже говорил ей о Друзилле — она поймет, если совсем не дура. Поймет, что нужно сообщить Темной матери и поставить на уши весь ее страшный Орден.
Но было поздно.
Тайная дверь распахнулась, треснув меня по лбу. На пороге стояла та самая садистка, избившая Катерину, а за ней — двое крепких
