и закончилась.
Сам он в доме у Усыни собирался пить только воду. Мол, дал обет: пока не отомщу за Ратшу, к спиртному не притронусь.
В баньке – обошлось. Не отравились. Ни напитками, ни девками.
Облачившись, отправились в трапезную.
Хоромы у Усыни оказались просторные. И, судя по количеству сажи на потолке и стенах, достаточно старые. Сажу эту в помещениях стирали и смывали, как могли. Из соображений эстетических и противопожарных. Однако при здешних печах избавиться от нее совсем невозможно, и со временем потолок, балки и верхняя часть стен приобретали угольный окрас.
Усыня не поскупился. Стол накрыли человек на сто, хотя народу было заметно меньше. Только ближняя родня и особо доверенные домочадцы. Человек пятьдесят. Причем многие явно дружны с оружием. Надо полагать, популярные в Новгороде рядные холопы для силовых акций – от «зарезать втихую» до политических вечевых мордобоев. Однако держались Усынины бойцы аккуратно. Сергеевых гридней не задевали. И скорее всего, не по хозяйскому указу, а из чувства самосохранения.
Сергея усадили на лучшее место. По левую руку от хозяина. Нет, не так, это хозяин сидел от него по правую руку, поскольку центральное место во главе стола, спиной к домашним идолам – самое почетное.
Остальных тоже рассадили наверху. Попытались проредить местными, но получилось не везде. Трани с Ярпи, например, сидели рядышком. Эпир, Лодур и Фьетра – тоже. Трюм примостился рядом с Грейпом, а Гест, Траин, Наслав и Нарви так и вовсе уселись вчетвером. Траин и Гест после принятия последнего в команду снова подружились. Причем уже не по схеме старший – младший, а на равных. Нарви с Наславом тоже сошлись. Несмотря на разницу происхождения, а главное – характеров. Потомственный варяг Наслав был шумным, нахальным и невоздержанным на язык, а дан Нарви, напротив, аккуратен в словах и действиях, а когда сердился, то не кричал, а начинал говорить еще тише, лишенным эмоций, ледяным тоном, которым крутые нурманы общались с теми, кого намеревались убить. Сергей заметил эту особенность у Дерруда и у убитого им Витана, когда-то бывшего лидером лжескоморохов.
Дерруд, кстати, сидел в одиночестве. Вернее, отдельно от своих. Зато вокруг него вились аж три девки. Жопастые, сисястые, румяные. Идеал любого нурманского головореза. Дерруд «любым» не был, но девок одобрил. Щупал, тискал, позволял подливать и подкладывать, а вот пил не так уж много, потому что активно угощал толстушек из собственной чаши. Помнил, о чем в бане говорили.
Сергей же не пил вовсе.
– Зарок, – объяснил он Усыне. – Ничего крепче воды. Пока долг не верну.
И подмигнул хозяину.
И будто ненароком прихватил брусничный компотик, налитый Усыне, а тому передвинул собственный полный медовухи кубок.
Перестраховался. Может, и зря. Усыня кубок опорожнил без малейших сомнений, провозгласив что-то вроде: «Чтоб сбывались наши чаяния».
Оставалось надеяться, что чаяния эти у них с Усыней совпадают.
А за плечом Сергея в роли прислужницы оказалась не простая холопка, а меньшая жена хозяина.
Во всяком случае, именно так ее и представил Усыня. И не просто подливала-накладывала, а не упускала возможности при случае то пышной грудью к спине прижаться, то бедрышком потереться о плечо.
Усыня провокационное поведение жены видел, но жмурился-лыбился во весь рот. Словно нет для него большего счастья, чем гостя порадовать.
Временами, будто забыв о гейсе гостя, а может, впрямь забыв, бабенка наплескивала в чашу Сергея алкогольное…
И чаша отправлялась к Усыне. Ибо нефиг.
Справа от Сергея сидел дедушка жреческого вида, но не жрец, потому что одет иначе. Усыня представил его дядюшкой. Завязать разговор с Сергеем дедок не пытался. Лишь время от времени зыркал недобро из-под мохнатой брови. Но в основном – жрал.
Зато Усыня болтал за четверых. Провозглашал тосты: за гостей, за славу, за великого князя Киевского, за собственное, истинно новгородское гостеприимство.
В промежутках делился с Сергеем особенностями внутриновгородской политики и личными трудностями: сложно торговать стало, никто не хочет продавать и покупать по тем ценам, которые он, Усыня, считает правильными.
О предстоящем деле не говорили. Тоже понятно. Ушей вокруг много. И их обладателям вполне может прийти в голову оповестить того же Грудяту о намерениях гостей.
Ужин прошел отлично.
И ночь обещала тоже стать нескучной.
Огорчало одно: не удалось пообщаться с Милошем. Вдруг он узнал что-то важное?
Младшая жена Усыни в постели оказалась так себе. Несмотря на пышные формы и застольные приставания. Темперамент – ноль. И напряжена, будто девственница в первую брачную.
Хотя девственницей она не была. И бояться Сергея у нее не имелось ни малейших оснований. Однако – боялась. И едва Сергей удовлетворил первое желание, тут же отползла на краешек ложа и притаилась.
А не так уж она и молода, если присмотреться. Лет за двадцать. Большие груди, мягкие и нежные на ощупь. И вся она такая же. Мягкая, пышная. Многие таких любят. Не Сергей.
Он раскинулся на ложе морской звездой и сделал вид, что засыпает.
Женщина устроилась на краешке. Тихонько, как мышка. Кажется, даже дышала через раз.
В клети было тихо, потому Сергей отлично слышал, что по ту сторону двери расположились минимум двое. Тоже стараются дышать потише.
Ну да не страшно. Сабля – рядом. Если рискнут сунуться…
А вот это уже интересно. Негромкий хрусткий удар. И еще один. А потом – короткий скрипучий звук, с которым извлекаемый из тела металл трется о кость.
– Квасу испить, господин?
Тоже услышала и решила убраться подобру?
– А давай, – одобрил Сергей.
– Сейчас принесу! – кинулась в низенькой двери…
И, пискнув, подалась назад.
– Не кричи, – негромко попросил Дерруд, вталкивая женщину обратно в клеть. – Язычок укорочу.
По-словенски он теперь говорил неплохо, но явный нурманский акцент все же присутствовал. Что лишь добавляло веса обещанию.
Чтобы войти внутрь, дану пришлось согнуться, а выпрямившись, он практически уперся шлемом в потолок.
Шлемом, потому что дан был в полном боевом.
– Ко мне пришли, – сообщил он по-нурмански. – Всего двое. Решили: я слаб, потому что пьян.
Сергей усмехнулся. Он знал, что пьяный Дерруд еще страшнее трезвого.
– Тут, у тебя, тоже двое ошивались. Здешние дренги. Никудышные.
– А что другие наши? – забеспокоился Сергей.
– Они все вместе спят. Это нас с тобой отдельными палатами почтили, – дан хмыкнул. – И шума я что-то не слышал. А шум был бы.
Он прав. Тихонько зарезать его воев… Скорее в Биармии виноград созреет.
– Что дальше, хевдинг?
– Как что? – Сергей уже надел исподнее и взялся за портки. – Убивать, конечно. Всех.
Усынина женка пискнула и сомлела.
– Связать? – деловито спросил Дерруд.
– Не надо. Не
