Боеприпасы нашлись на следующий день, и мы долго копались, подбирая необходимые ленты с 30-миллиметровыми гранатами для АГС, ленты с патронами для крупнокалиберного «Корда», патроны для АКСУ и гранаты для РПГ. Телеги были наполнены до предела лошадиных сил, когда из хранилища выбежал Юра, довольно жмурясь на какие-то железяки, как кот на ведро сметаны.
– Ты посмотри! – Он совал мне под нос дурно пахнувшую смазкой железяку.
Молчу… пускай повосторгается, только в штаны б от радости не наложил.
– Степа, – орет он, – это титановые шестерни, и там их целый склад! Разнокалиберные! С разным «шагом» и наклоном! Им сносу нет, теперь мы механическое производство освоить сможем! И подшипники есть!
– Все, Юр, все собираемся, твои железки обсудите с Мишкой, он у нас механик-любитель, да и места для них на телегах уже нет.
– Тогда я сам понесу, – слегка обиделся Юра.
– Ладно, ладно, сворачиваемся.
И, пока мы с Ефимычем маскировали вход, в телеги уже впрягли лошадей, и обоз тронулся…
О дневнике несчастного охранника я вспомнил только на следующий день. В предыдущий было некогда, тяжелый переход через топь вымотал все силы. Лошади еле тянули телеги по слякотной дороге, о том, чтоб присесть на телегу, не было и речи, наоборот, постоянно приходилось подталкивать повозки, хорошо еще, что в этот раз тумана над топью не было. Выбрались мы из болота уже глубокой ночью. А днем, на привале, я начал читать дневник покойника. Интересный документ. Начинался он с даты:
Сегодня четырнадцатый день моего дежурства. Сменить меня должны были семь дней тому назад. Обычно мы дежурим в полном составе, с напарником и обслуживающим персоналом нас набирается до пяти человек, но перед Новым годом женщины заявили, что по их части нарушений нет, то есть ЭВМ отслеживает заданную температуру и влажность воздуха в нормальном режиме. Естественно, вентиляционщики и сантехники заявили, что и у них все О’К., и наш начальник, полковник Войтов пошел им навстречу, предупредив меня и напарника, чтобы в случае сбоя в работе хотя бы одного из агрегатов немедленно звонили центральному диспетчеру. Только удалился дежурный автобус, а от ближайшего города нас отделяют не менее пятидесяти километров, как мой напарник – поляк пристал ко мне, чтоб я его тоже отпустил, мол, он верующий! Рождество для него является самым святым праздником года. Обещает приехать двадцать шестого к сдаче смены, а с охраной на внешнем периметре он уже договорился. Клялся отдать мне весь свой заработок за время дежурства (надо сказать, что это наша месячная зарплата). Теперь понятно, почему он приехал на собственной машине. Гонять собственный автомобиль за сотню километров, туда да обратно, без особого дела – дураков нет. Поразмыслив, я согласился. А что, к Новому году я домой попадаю, проверок не ожидается, иначе начальник работников бы не отпустил. Пускай едет с богом. Сейчас я об этом своем решении горько жалею… Утром двадцать второго декабря, когда я только умылся и включил телевизор, помещение внезапно затряслось, с потолка посыпались куски бетона (это сверхпрочного состава)! Взвыли сирены внешнего периметра охраны и тут же смолкли. Я очень боялся, что сдетонируют боеприпасы, но при строительстве Арсенала, кажется, учли такую мелочь, как природные катаклизмы. Двадцать минут продолжалась эта свистопляска. Пол ходил ходуном, кое-где покрылся трещинами, в это время вырубился свет, заглохли работающие агрегаты вентиляционной системы, погасли экраны компьютеров. Я, чиркая зажигалкой и матерясь, добрался до радиотелефона, трубка молчала. Тогда, действуя по инструкции, я зашел в помещение, где находился электрогенератор, и, только запустил его, как раздался сильный взрыв. Сверхнадежный генератор взорвался! Очнулся я в полной темноте: голова в крови и шум в ушах, но вроде ничего серьезного. Мне просто повезло: в момент взрыва я шарил в темноте под металлическим столом, пытаясь найти случайно упавший и бесполезный (как потом оказалось) фонарик. Стол спас мне жизнь, защитив от взрывной волны и летающих железяк. Шатаясь, я кое-как добрался до ворот и вышел наружу. Видимо, я долго находился без сознания, наступил вечер, и огненные всполохи охватывали весь горизонт, внешний охранный периметр исчез, у подножия горы стремительно неслись потоки непонятно откуда взявшейся воды, и я понял, что отрезан от внешнего мира. В голове была какая-то мешанина. Это война – думалось мне. Начальство приедет, а моего напарника нет, что делать, уволят без выходного пособия, а то и под трибунал угожу. Но начальства не было, и никто не вспомнил про меня до сих пор.
7 января
Сегодня праздник православного Рождества, но мне кажется, что мир умер и праздновать некому. Вчера, забравшись на вершину горы, запускал сигнальные ракеты… Никто не отозвался. Раньше над горой проходила авиатрасса, после катастрофы я не видел в небе ни одного самолета, небо пустынно, да и внизу меня окружает водная пустыня. Кстати, вода добралась почти до самых ворот, залив подъездную дорогу. А питьевая вода у меня заканчивается, после катастрофы успел набрать из водопровода пару канистр, и вода пропала. Придется разобрать несколько противогазов и, сделав угольный фильтр, пить воду из потока, хотя она теплая и, наверное, на вкус противная. С самого первого дня после катастрофы в небе стоит смог из пыли и по-прежнему погода теплая. Да, нонсенс, в этом году вообще зимы не было, снег даже не выпадал, а сейчас в январе я хожу в одной форменной рубашке. Пойду достану спирта и тушенки, на продовольственном складе этого добра хватит мне лет на тысячу…
Ну вот, выпил, и на душе вроде полегче стало, с днем рождения тебя, наш Господь. А я сейчас пойду спать.
18 января
Сегодня, накануне праздника Крещения, выпал первый снег. Снег серовато-черного цвета. Даже не блестит. На небе по-прежнему серая муть. А после обеда поднялся ветер и началась метель. Во время поднявшейся пурги я вышел на улицу, бросил взгляд вниз и не увидел своих ног. Серо-черный ад.
20 февраля
Утром проснулся, хотел побриться, а потом подумал и так сойдет. Все же решил причесаться и оставил на расческе клок волос, бляха-муха, волосы вылезают! Сбегал за дозиметром, нет… фонит, конечно, сильно, но при 100 микрорентген в час лучевой болезни вроде не бывает, во всяком случае это так я себя успокаиваю. Это, наверное, от переживаний и одиночества волосы полезли. Кстати, об одиночестве, все же я не один, кошка у меня есть, рыжая такая, лохматая, недавно окотилась. Кот-то ее погиб, кусок бетона проломил ему череп, да и котята перемерли, не хотят младенцы входить в этот страшный мир…
