Альбинос выключил радио.
— Рано жрецы проснулись.
— Так время ж молитвы! — и тут не смолчал Белорус. — По радио сказали!
— Если они ночевали на базе Губерта, их пораньше выперли, — пояснил Разин. — Переночевать позволили, и вперед. Туран, к пулемету. Белорус, пошел вон из сендера.
Все заняли места и затаились. Шум двигателей нарастал, с натугой пробивался сквозь туман, как нож сквозь толстый войлок. Уже можно было различить, что работают два мотора, стало слышно, как гремят самоходы монахов. Они возвращались прежней дорогой — по тем же колеям, которые оставили накануне. Вот в тумане проступили очертания «тевтонца» — Туран не ошибся, «тевтонец» шел головным, за ним грохотал и лязгал здоровенный самоход с открытым кузовом, защищенным высокими бортами с прорезями бойниц. Туман серыми полосами пересекал темные силуэты машин, клубился и стелился под колеса.
«Тевтонец» поравнялся с руинами, покатил вокруг, огибая холм… Гремела обшивка, плескалась черная вода под колесами, ревели двигатели… Самоход подкатил к развалинам. Туран оглянулся — Разин из-за стены следил за монахами, те не ждали нападения, многие дремали на ходу. Да и какое нападение в этом пустынном краю, куда никто из киевлян не суется? Вот «тевтонец» обогнул руины, вывернул на прямую, Разин крикнул:
— Давай!
Альбинос врубил заднюю передачу, сендер выкатился из-за стены, развернулся, и загрохотал пулемет. Альбинос вел машину на сближение с медленно катящимся «тевтонцем», догонял, и пулеметные очереди прошивали насквозь решетчатый кузов, монах-пулеметчик вскинулся, взмахнул руками и кубарем полетел в грязь, другой, сидевший на заднем сиденье, начал привставать, он еще не сообразил, что происходит — пули настигли и его. Водителя, который был прикрыт сиденьями стрелков, очереди не достали, он сгоряча попытался развернуться, мотор «тевтонца» взревел, самоход тяжело нырнул с колеи в лужу, расплескал серую воду, взметнулись волны. Тут водитель сообразил, что остался один, стрелять некому, он поспешно стал крутить руль, чтобы уйти из-под обстрела, сендер катил следом, и Туран поливал «тевтонец» короткими очередями.
Белорус и Разин, привстав, открыли огонь по кузову грузовика. Одному монаху, долговязому малому, который из-за большого роста возвышался над бортом, зарядом дроби разнесло голову, труп свалился на пол, монахи вскочили, Белорус перезарядил обрез и свалил еще одного, затем остальные сообразили укрыться за бронированным бортом и выставить в бойницы стволы ружей и автоматов. Водитель самохода затормозил, на руины обрушился град пуль. Разин выстрелил из второго обреза и присел, чтобы зарядить оружие.
Водитель «тевтонца», взметая кучи брызг, уводил свою машину из-под обстрела, сендер сдавал задом, и Туран продолжал стрелять. Монах уже понял, что, если подставит борт — ему конец, он маневрировал в воде, чтобы сендер оставался за спиной, наконец сумел набрать скорость и начал отрываться от преследования, расстояние стало возрастать, но тут «тевтонец» влетел в яму, которая была не заметна под водой и тиной. Передние колеса провалились, капот ушел под воду, волна захлестнула водителя, он выпрыгнул и скрылся в мутной жиже. Туран поливал свинцом волны вокруг брошенного «тевтонца», монах так и не показался. Капот погружался все глубже, корма задиралась, наконец «тевтонец» уперся во что-то твердое на дне, с гулким плеском всплыли и лопнули большие пузыри… А позади гремели выстрелы, трещали автоматы монахов, грузовик оставался напротив руин, и монахи, собравшиеся у левого борта, стреляли и стреляли по развалинам, не давали высунуться.
Туран расстрелял ленту до конца, последняя очередь прошила днище, ударила в бензобак, из пробоин хлынуло топливо, растекаясь по мутной воде широким радужным пятном. Выпустив рукояти, Туран откинул крышку ствольной коробки и наложил заранее приготовленную ленту, которую обмотал вокруг пояса. Утопил патрон в приемник, захлопнул крышку. Лязгнул затвор.
Он опустил ствол и выстрелил, целясь в корму «тевтонца». Пули высекли искру, и разлившееся топливо жарко вспыхнуло. Полузатонувший «тевтонец» охватило пламя, оранжевые языки рванулись к небу, к мутно-розовым разводам тумана, подсвеченным лучами восходящего солнца.
Альбинос повернул руль, чтобы выехать навстречу грузовику, но Туран крикнул:
— Нет, сдай назад!
Он крепче сжал рукояти, поворачивая пулемет. Раскаленный ствол дымился, исходил сизыми струйками, которые поднимались над сендером и вплетались в молочную кисею тумана, пронизанную красными лучами рассвета.
— Задним ходом! — крикнул Туран. Пригнулся, широко расставив ноги. Сендер пополз кормой к руинам, за которыми не смолкали выстрелы. Водитель грузовика видел столб огня и дыма над «тевтонцем», он не знал, что происходит впереди, понимал, что машина уничтожена и, стало быть, дальше ехать опасно. Но отступать он тоже не хотел, в кузове монахи стреляли, подбадривая друг друга криками:
— Бей, братья! Во имя Создателя!
Пули и заряды дроби щелкали по выщербленным стенам развалин, высекали искры, выбивая куски рыхлого от времени и химической отравы бетона. Белорус и Разин, спрятавшись за стенами, не решались поднять голову. Илай со своим копьем и прежде не высовывался, когда над правобережными холмами показалось солнце, старик напялил очки — единственное, что он сделал с начала схватки. На Разине был бронежилет, но и в этой защите он не рисковал выглянуть за стену. Белорус, ругаясь, двинулся вдоль нее, чтобы вылезти из бетонной коробки где-то позади. Перед носом звонко ударила пуля — монахи поднялись, они стреляли, уже стоя в кузове, потому что видели: из руин им не отвечают. Вот-вот жрецы сообразят, что могут, прикрывая друг друга огнем, покинуть грузовик и обойти развалины с тыла.
Из-за холма задом выполз сендер, управляемый Альбиносом. Туран приник к пулемету и дал длинную очередь в грузовик — загрохотала под ударами обшивка, с воем из кузова вылетел монах, в него угодила пуля, пробившая кабину навылет. Остальные присели, сместились в заднюю часть кузова — и тут Илай вскочил на поросший мхом искрошенный край стены. Мутант завыл, потрясая копьем, оттолкнулся — и взмыл в воздух. Взметнулся плащ, как крылья хищной птицы, трое монахов выстрелили, в разные стороны полетели клочки изорванной ткани…
Турану показалось, что ноги старика, распрямляясь, стали длиннее, чем положено, такой сильный вышел рывок. Илай, гулко ревя, перемахнул через борт и свалился на пол кузова, копье вонзилось в горло монаху, вооруженному автоматом. Тот рухнул на спину, захрипел. Руки в агонии сдавили оружие — очередь ушла вверх, в красно-серое туманное месиво. Илай развернулся, вырвав копье из горла жреца, ткнул острием в лицо другого и тут же, не оборачиваясь, всадил тупой конец арматурины в живот того, кто оказался сзади. Прут вошел неглубоко, на полпальца, но монах заорал от ужаса.
