Ника замялась, не зная, наверное, как представить странного парня из Зоны. Тот представился сам:
— Бука. Так меня зовут в Зоне.
— Бука? Тот самый? — быстро спросил человек.
Бука неопределенно дернул плечом — он привык к этому вопросу, но каждый раз ловил себя на том, что не знает, как на него отвечать.
— Наверное, тот самый, — сказал он.
Человек молча сверлил его взглядом. Не было в этом взгляде ни капли доброжелательности.
— Что он здесь делает? — не отводя взгляда, дребезжащим голосом поинтересовался он. — Что он делает в моем доме?
— Он скоро уйдет, — немного растерявшись, пообещала Ника. Глядя на гостей, пожала плечами.
— Я могу прямо сейчас уйти, — сказал Бука, делая шаг назад.
— А ну стой! — приказал хозяин. — Поздно уже уходить. Ты уже переступил порог, и теперь ничего не изменишь.
— Не обижайтесь на отца, — виновато сказала Ника. — Сюда нечасто приходят незнакомые люди…
— Не надо! — скривился хозяин. — Дело не в незнакомцах, а в том, что они из себя представляют.
— Может, мы действительно пойдем? — произнес Антонов, с тоской глядя в сторону двери.
— Куда пойдете? Через Периметр — без оружия и снаряги-то? — хозяин усмехнулся. — На вас-то мне плевать, только, боюсь, с вами и дочка полезет. Сколько ни учу ее уму-разуму, а дурой так и осталась.
— Папа!
— Говорю — дура! — упрямо глядя на дочь, повторил хозяин. — Ловкость и навыки переняла, а ума не набралась…
Он пронзительно посмотрел на Буку — и резким движением скинул с колен свой клетчатый плед.
— Видел, что со мной сделала твоя Зона?
У него не было ног — чуть выше колен джинсы были обрезаны и грубо застрочены.
— «Ведьмин студень», — страшновато улыбаясь, пояснил хозяин. — Всего-то — краешком ботинка задел — даже не заметил поначалу. Сначала пальцы перестал чувствовать, потом ступня как резиновая стала. Знаешь, как это забавно — нога гнется, как у куклы, и совсем не больно. Только Доктор сказал, что скоро я весь буду, как эта кукла — резиновый, смешной такой. И мертвый.
— Вас Док спас? — тихо спросил Бука.
— Спас… — с издевкой повторил хозяин. Толкнул колеса по бокам кресла — оно оказалось инвалидным. Подкатил к Буке в упор, даже приподнялся на руках, упершись в подлокотники. В глазах его сверкнули безумные огоньки. — Иногда кажется, что лучше бы я остался ТАМ. Понимаешь, о чем я?! Ты-то должен понимать!
Бука молчал. А о чем говорить с человеком, покореженным Зоной? Они все такие — будто с обожженными душами.
Хозяин круто развернулся на своем кресле, откатился к окну, уставившись в плотные шторы, будто мог видеть сквозь них. Сказал глухо, обращаясь к дочери, но не глядя в ее сторону:
— Ты обещала мне, что не будешь больше шастать через Периметр. Сколько можно подставляться, здоровьем рисковать, жизнью — ведь у тебя есть нормальная работа!
— Так это и есть моя работа, — тихо сказала Ника.
Хозяин не ответил. Помолчал, неподвижно глядя в слепое окно, потом сказал уже спокойнее:
— Отведи гостей на кухню. Накорми. Мне нужно подумать.
— Вы только не сердитесь на него, — говорила Ника, нарезая хлеб. — Отец здорово настрадался от Зоны. Он ведь бывший ликвидатор Чернобыльской аварии. Он еще в первую аварию последствия устранял, когда и Зоны-то толком не было… Потом, конечно, сталкером стал — а чем здесь еще заниматься? Все здесь за Периметр лазили, тем и жили. Вот и вся его жизнь была в Зоне, все знали его, уважали — крутой сталкер был. А теперь — сами видите…
Они сидели в небольшой кухне, в углу которой медленно растекалась лужа: тока не было, и старенький холодильник уже начинал подтаивать. На древней газовой плите закипал чайник. Антонов с Букой сидели за столом на тяжелых табуретках и чувствовали себя довольно неуютно.
— Значит, бывший ликвидатор… — проговорил Антонов. Так — чтобы не молчать.
— Бывших ликвидаторов не бывает, — донеслось со стороны коридора. На кухню, мрачно улыбаясь, вкатил хозяин. — Сначала я ликвидировал последствия, а теперь «последствия» постепенно ликвидируют меня… Вы уж простите, что набросился на вас с порога. Просто всю ночь не спал — кошмары мучили, никак не мог понять, с чего бы это. А там и по радио передали, мол, приехали — Зона в наш район пожаловала. Тут же мимо хаты мутанты поперли, вся живность моя передохла или сожрали ее. А я все ждал, что мутанты в дом полезут, а я — сами видите, какой боец… В общем, не в духе я был, сорвался…
Антонов с Букой молчали, ожидая продолжения. Мужик, безусловно, был суровый, не стоило его злить пустой болтовней. И хозяин продолжил:
— В общем, пожаловала Зона, пришла, родимая. А я уж думал, никогда больше не увижу ее штучек. Что же получается — если Магомет к горе не идет, то гора сама к нему пожалует? — он глухо рассмеялся. — Честно говоря, хоть и совестно об этом говорить, но обрадовался я даже немного: выходит, повоюем еще…
Хлопнул дверцей шкафчика и достал оттуда бутылку. Подмигнул дочери. Ника нахмурилась, но сдержалась и поставила на стол три старые, как и все в этом доме, граненые рюмки. Сама же осталась стоять, упершись плечом в стену, сложив на груди руки. Через несколько минут в общении наступил перелом, и хозяин с гостями не смотрели больше друг на друга с подозрительностью и неприязнью. Оказалось, что отца Ники зовут Виктором, а от отчества он отмахнулся со словами:
— Я же сталкер — какие у нас отчества?
К водке и бутербродам прибавился горячий чай, и разговор перешел в более конструктивное русло.
— Дочка сказала, что оружие вам нужно, — сказал Виктор, небрежно отправляя в рот кусочек хлеба. — Вот нахрена вам сейчас в Зону, скажите на милость? Военное положение — вас же пристрелят при первой возможности, даже как зовут не спросят.
— Расскажите ему все, — негромко сказала Ника.
Виктор с интересом приподнял бровь.
Бука не был уверен в том, что стоит рассказывать правду этому вспыльчивому человеку. Но он поймал взгляд Ники и понял, что это важно именно для нее. Он плохо разбирался в психологии, но предположил, что она хочет подарить отцу забытое чувство собственной значимости, ощущения причастности к чему-то важному. И он заговорил — несмотря на предостерегающие жесты Антонова. В конце концов, им действительно нужна поддержка — пусть даже старого, безногого сталкера.
Виктор слушал молча, не перебивая. Только в какой-то момент он потянулся к пачке «беломора». Характерно смял папиросину, сунул в рот, прикурил от спички. Бука и не знал, что кто-то курит еще подобное. Пришлось дышать густыми клубами папиросного дыма, и Бука стойко переносил это испытание. Закончил рассказ, посмотрел на хозяина, ожидая его реакции. Тот неторопливо докурил, раздавил окурок в большой стеклянной пепельнице, сказал:
