Строители не предвидели подобной возможности, и потому компьютеры верфи не знали, что в силовые поля мозга исходного берсеркера встроен предохранительный выключатель. Выключатель был помещен именно туда, потому что первые машины запускали живые Строители, желавшие и дальше оставаться в живых во время испытаний собственных творений, истребляющих живое.
Когда мозг кочевал из одного корпуса в другой, предохранительный переключатель устанавливался в исходное положение. Старый мозг пробудился в новой машине, наделенной оружием, способным стерилизовать целую планету, с новыми двигателями, способными нести всю эту массу вперед быстрее света.
Но, конечно, Строителей здесь не оказалось, как не оказалось и таймера, способного выключить простой предохранитель.
Шут — пока что шут обвиняемый, но уже практически приговоренный, — был вызван на ковер. И стоял на ковре лицом к ряду негнущихся шей и гранитных лиц, принадлежащих индивидуумам, сидящим за длинным столом. По обе стороны от него стояли камеры-трехмерки. Пункты его выходки были столь необычайно оскорбительны, что судьями по этому делу выступал сам Комитет Соответственно Конституированных Властей — одним словом, правители планеты А.
Вероятно, у членов Комитета имелся и другой резон для этой встречи: через месяц предстояли всепланетные выборы. Никто из членов не хотел упустить шанс появиться в неполитической трехмерке, которая не войдет в счет гарантированного равного времени в эфире, чем поставит новообразованную либеральную оппозиционную партию в невыгодное положение.
— Я должен представить очередную улику, — проговорил министр коммуникаций со своего места в Комитете на краю длинного стола и поднял нечто, на первый взгляд напоминающее официальный тротуарный знак — четкие черные буквы на белом фоне. Но знак гласил: «ПОСТОРОННИМ ВХОД РАЗРЕШЕН».
— Когда этот знак был вывешен, — изрек МиниКом, — в первый же день его прочла масса людей. — Он помолчал, прислушиваясь к себе. — То есть новому знаку на оживленной пешеходной трассе, естественно, уделяется большое внимание. В этом же знаке семантическое содержание последнего слова вступает в противоречие с контекстом.
Президент Комитета — и всей планеты — издал предупреждающее покашливание. Любовь МиниКома к провозглашению трюизмов заставляет его выглядеть глупее, чем он есть на самом деле. Маловероятно, что либералы составят на выборах хоть сколько-нибудь серьезную конкуренцию, но нет смысла ободрять их.
Еще один член Комитета, дама (министр образования), помахала лорнетом, зажатым в коротких толстых пальцах, прося слова. И задала вопрос:
— Кто-нибудь рассчитал, во сколько рабочих часов обошелся всем нам этот сбивающий с толку знак?
— Мы как раз работаем над этим, — буркнул министр труда, дергая себя за лямку комбинезона. И устремил испепеляющий взгляд на обвиняемого. — Вы признаете, что знак установлен по вашему почину?
— Признаю. — Обвиняемый тотчас припомнил, как много пешеходов на запруженном народом тротуаре улыбнулось, а некоторые даже рассмеялись вслух, не опасаясь быть услышанными. Стоит ли придавать значение какой-то паре рабочих часов? Никто на планете А уже не голодает.
— Вы признаете, что вы на самом деле ни разу не сделали ничего ради своей планеты или своего народа? — Вопрос исходил от министра обороны — высокого, крепко сложенного, увешанного медалями и вооруженного церемониальным пистолетом.
— Этого я не признаю, — дерзко отозвался обвиняемый. — Я пытался пролить на жизнь людей немного света.
Он не надеялся на великодушие властей. И знал, что никто не утащит его за кулисы, чтобы избить; избиение заключенных не санкционируется.
— Так вы даже сейчас пытаетесь отстаивать легкомыслие? — Министр философии взял свою церемониальную курительную трубку в зубы и блекло, снисходительно улыбнулся, осклабившись, будто бросая вызов Вселенной. — Жизнь — шутка, это верно; но шутка угрюмая. Вы утратили из виду это обстоятельство. Годами вы изводили общество, заставляя людей одурманивать себя легкомыслием, вместо того чтобы узреть горькие реалии существования. Фильмы, обнаруженные среди вашего имущества, могут причинять только вред.
Рука президента переместилась к видеозаписывающему кубику, лежащему на столе перед ним и снабженному аккуратной этикеткой вещественного доказательства. Президент гнусаво поинтересовался:
— Вы признаете, что эти фильмы принадлежат вам? Что вы использовали их для того, чтобы пытаться заставить других людей... предаться забвению весельем?
Заключенный кивнул. Они могут доказать все; он отверг свое право на полную защиту, гарантированную законом, желая поскорее покончить с судом.
— Да, я заполнил этот куб видеолентами и фильмами, которые выудил из библиотек и архивов. Да, я показывал людям его содержимое.
По Комитету прокатился ропот. Министр диеты — скелетообразный субъект с отвратительным румянцем здоровья на гранитных щеках — поднял ладонь.
— Поскольку обвиняемый наверняка будет осужден, могу ли я авансом попросить передать его в мое ведомство? Во время предварительных слушаний он признался, что одним из первых извращенных актов было его уклонение от общественной трапезы. Полагаю, я могу продемонстрировать посредством этого человека удивительное влияние диетарной дисциплины...
— Отказываюсь! — громогласно перебил обвиняемый. Ему показалось, что слова его взмывают урчанием прямо из желудка.
Президент встал, находчиво заполнив паузу, грозившую перерасти в неловкое молчание:
— Если никто из членов Комитета не имеет дальнейших вопросов... Тогда позвольте перейти к голосованию. Виновен ли обвиняемый по всем пунктам?
Обвиняемому, прикрывшему усталые глаза, голосование показалось одним голосом, пробежавшим вдоль всего стола:
— Виновен. Виновен. Виновен...
После краткого совещания шепотом с министром обороны президент провозгласил приговор с намеком на удовлетворение в своем гугнивом голосе:
— Отказавшись от должным образом санкционированного условного освобождения, приговоренный шут переходит под командование министра обороны и будет послан выполнять одиночное дежурство на маяке на Подступах на неопределенный период. Это устранит его пагубное влияние и в то же самое время вынудит его сделать позитивный вклад на благо общества.
В течение десятилетий планета А и ее светило были отрезаны от всех случайных контактов с остальной частью Галактики благодаря обширнейшему пылевому бурану, сулящему продлиться еще как минимум не один десяток лет. Так что положительный вклад на благо общества весьма сомнителен. Но оказалось, что станции маяков можно использовать в качестве камер одиночного заключения, не подвергая опасности несуществующие торговые перевозки и не ослабляя оборону против врага, каковой ни разу не появлялся.
