— Мы все еще должны сразиться с человеческим восстанием на севере.
Магистр фыркнул. — Времени еще предостаточно.
— Я так не думаю.
— Почему?
— Мы столкнулись с их кораблем. Он кратко изложил битву с «Геттисбергом», но пропустил деталь о захвате двух пленников.
— Незначительно.
— Благоприятный случай. Мы знаем, что Золотой трон все в большей степени относится с подозрением к Шив. Факт, что мы размножаем их тысячами, намного более, чем когда-либо понадобится для жертвоприношений, что мы обучаем их войне, и что они сражаются до победного конца в каждом бою, заставляет императора нервничать. Бросить их в бой против человеческой Республики и это даст нам миллионы, чтобы править, и также возможно поможет выяснить местоположение Портала.
Великий Магистр открыто рассмеялся. — Вы и эта ваша сумасшедшая мечта покинуть это место. Разве не достаточно интриг для одной империи?
Хазин видел, что они уклонились от истинной темы разговора. Его собственная жизнь по-прежнему висела на волоске.
— Я хочу быть уверенным в выживании ордена, и в нашем собственном выживании.
— Нашем выживании или вашем, Хазин?
— Сохранение моей жизни также гарантирует и ваше, господин.
— Есть ли в этих словах угроза?
— Утверждение реальности, — тихо сказал Хазин своим холодным голосом, без малейшего намека на эмоции.
Магистр уставился на него, а затем невероятно медленно положил кинжал обратно.
— На данный момент, в таком случае, мы оставим все как есть.
Хазин поклонился и повернулся, чтобы открыть дверь, используя левую руку, которую он держал скрытой в складках одеяния.
Покинув покои магистра, он поспешно спустился по мощенному камнем проходу без крыши, мимо одного из прогулочных садов, где слонялись несколько новых посвященных, дрейфующих в своих туманных, вызванных наркотиком, видениях, и вошел в свою комнату, промчавшись мимо охранников Шив, осторожно открыв и закрыв дверь в комнату своей правой рукой.
После того как он остался один, он осмотрительно натянул перчатку на правую руку, внимательно следя за тем, чтобы ничего не коснуться своей левой. Когда правая была надежно укрыта, он снял темную, телесного цвета перчатку со своей левой руки и бросил ее в угольную жаровню. Затем прошел через тот же самый ритуал еще раз, натянув еще одну перчатку на вторую руку, перед тем как снять с другой.
Наконец, он снял одеяние, которое носил, с осторожностью, не позволяя складкам вокруг манжет коснуться открытой кожи.
Великий Магистр находился один в своем кабинете. Церемония окончания дня произойдет в течение часа, и он, как полагается, пойдет принять в ней участие. Яд с левой перчатки Хазина, попавший на дверную ручку, еще не успеет высохнуть и проникнет в кожу ладони. Его было совсем немного. Он даже не заметит его на холодном металле.
Смерти ждать недолго, возможно день, но затем придут судороги, имитируя приступ мозга. Конечно, он будет тщательно избегать нахождения рядом с ним. Никто не заподозрит, или если кто-то подумает, то никогда не осмелится говорить без однозначных доказательств.
Хазин осознал, что его трясет впервые за много лет, и он почувствовал вспышку гнева на себя за такое отсутствие контроля.
Старик окончательно решил свою судьбу из-за двух моментов. Во-первых он был глуп, что сразу не убил Хазина, пока он находился в комнате. Однажды отправив его на смерть, он должен был увидеть ее вплоть до завершения. Это было признаком колебания, возможно даже сентиментальности, чувства недостойного Великого Магистра. Во-вторых он не видит истинной опасности, наступающей с приходом мира. Если Ясим, который мастерски разрабатывал свой заговор за годы конфликта, больше не будет иметь кого-нибудь, против кого нужно плести интриги, то теперь он повернет на орден. Он будет делать это еле-еле заметно, осторожно, а затем нанесет удар с ослепляющей яростью.
Необходимо было совершить отвлекающий маневр, так, чтобы перевести внимание Ясима и всех других членов Золотого семейства, и Хазин понял, что судьба, если такая штука существует, предоставляет ему идеальный выбор.
Это был рай.
Голос нашептывал ему, что все это было иллюзией, наркотики в его питье и еде, но ощущения были настолько упоительными, что он не волновался.
Время от времени заходил тот, с голубыми глазами, улыбаясь, говорил спокойно, разумно, объясняя, как ясен и прост его путь; полностью покориться ордену, стать одним из Шив, и, самое дразнящее из всего, в один прекрасный день вернуться домой, чтобы править, больше не быть забытым сыном. Каким образом Хазин знал такие вещи, Шон не понимал. Трудно было сказать, что он на самом деле сказал, а что Хазин уже знал, и что тот мог как-то чувствовать, поскольку он теперь знал, что силы Хазина находятся за пределами всех кого он когда-либо встречал, человека или представителя орды.
Кто-то тронул его за плечо и, полу перевернувшись, он посмотрел вверх на нее и улыбнулся. Он не знал ее имени, он даже не был уверен, была ли она той, кто приходила прошлой ночью, но это не имело значения.
То, что она произносила, было непонятно, но это также было не важно. Она была выше любой грезы красоты, какую он когда-либо надеялся узнать, почти нечеловеческая красота в своем совершенстве. Он подумал, а она, как и он, вкусила ли лотоса?
Земля едоков лотоса, он помнил, его мать рассказывала ему этот миф.
Возможно это то место, где я сейчас. Он посмотрел мимо неотразимых зеленых глаз женщины в сад. Необузданное цветение растений переливалось всеми цветами радуги. Они на самом деле казались светящимися своим собственным внутренним светом. Их вид заставил его рассмеяться, и она рассмеялась с ним.
Она встала и очень медленно пошла — в его глазах она, казалось, плывет. Она сорвала цветок и вернулась, предложив его ему. Он почти заплакал от красоты изысканного красно-фиолетового цветка. Она наклонилась и оторвала лепесток, подняла его вверх, легонько коснулась им по губам, затем медленно съела.
Он улыбнулся и сделал тоже самое. Она пошла за еще одним цветком, и он ждал с нетерпением, чувствуя возрастающее желание, мечтая о том, что он дальше будет делать с ней, пока она плыла через сад.
Мягкий шепот голоса и она, казалось, исчезла в облаке, замененная на Хазина.
На мгновение он ни в чем не был уверен, уснул ли он, или он и зеленоглазая девушка занимались любовью или нет. Сейчас это было трудно вспомнить.
— Я могу отправить тебя прочь отсюда, — произнес Хазин, присаживаясь рядом с Шоном.
Он почувствовал вспышку паники, но затем, посмотрев в эти непроницаемые голубые глаза, он понял, что Хазин не будет таким жестоким. Зачем ему предоставлять такой подарок, только затем, чтобы затем отобрать его?