Ну, точно! Точно, там ребенок! Услышав шаги, маленький силуэт, скрывающийся в тени дома, зашевелился и вроде бы даже повернул голову в его сторону. Захар уже почти бежал. Но не успел он преодолеть и половины расстояния, как ребенок (а в том, что это был именно ребенок – уже не оставалось сомнения) вскочил на ноги и выбежал на проспект.
– Стой! Куда же ты?
«Аже ты, аже ты, аже ты». Эхо его голоса заметалось от стены к стене, заставив его вздрогнуть. Ответом ему был лишь дробный топот маленьких ножек по оледеневшему тротуару. Тогда Захар тоже побежал. Вылетев на проспект, поскользнувшись и едва не упав, он успел лишь заметить, как маленькая фигурка скрылась в какой-то подворотне на противоположной стороне улицы. Маленькая, стройная фигурка, со светлыми волосами, выбившимися из-под шапчонки. Девочка! Маленькая девочка, лет шести-восьми! Откуда? Одна, в мертвом городе? Или здесь есть еще люди?
Не раздумывая, Захар припустил следом. Грохот его ботинок по льду тротуара мешал услышать топот ног девочки, но он звучал в его голове. Лесник будто знал, куда ему нужно. Влетев в подворотню, он промчался через проходной двор с воистину спринтерской скоростью. Какие-то гаражи, ветки под ногами, сугробы. Он бежал, не разбирая дороги. Провалился в сугроб по пояс, рывком выскочил из него, отпрыгнул к стене дома, где снега было меньше, и снова бросился в погоню.
Вот впереди снова мелькнула маленькая фигурка, Захар прибавил и успел рассмотреть, как она забежала в раззявленную пасть подъезда. Через секунду он уже сам влетал в дверной проем. Запнувшись за порог, едва не упал. С трудом удержав равновесие, он услышал, как где-то впереди хлопнула дверь. Подъезд оказался проходным! Собрав последние силы, Захар устремился вперед и, снова споткнувшись, всем весом врезался в дверь, открывавшуюся внутрь. Дверь не выдержала такого издевательства и с треском вылетела в морозную ночь.
– Да стой же ты! – Никакой реакции.
Через дорогу, напротив, возвышалась громада недостроенной пятиэтажки. Захар увидел, как что-то на секунду заслонило свет в одном из оконных проемов первого этажа. Он с ревом кинулся следом. С ходу запрыгнул в окно, ломанулся вперед, выскочил из квартиры и понесся по недостроенному коридору. Строительный мусор мешался под ногами, и он, споткнувшись уже в который раз за последние пять минут, не смог-таки удержаться на ногах и всей своей немаленькой тушей распластался на обломках кирпича. Фонарик вылетел из руки и, жалобно звякнув разбитым стеклом, потух.
– Твою мать! – в сердцах выругавшись, Захар поднялся и, потирая ушибленное плечо и тяжело дыша, двинулся по коридору.
С улицы снова донесся всхлип.
– Да чего же ты убегаешь?
Он высунулся в зияющую дыру и огляделся. Как назло именно этот момент луна выбрала, чтобы спрятаться за облаком. Все погрузилось во мглу, едва-едва разбавляемую слабым отсветом снега. Захар зло сплюнул на пол и, тяжело спрыгнув в сугроб, упрямо пошел вперед.
– Никуда от меня не денешься – поймаю. А поймаю – так уши надеру – мало не покажется, – бурчал себе под нос Захар, пытаясь отдышаться.
Девчонка могла убежать только на этот пустырь, с темнеющими то тут, то там валунами. Слева недостроенное здание загибалось уродливой буквой «г», а справа высились такие нагромождения строительного мусора, что для их преодоления потребовалось бы альпинистское снаряжение. Захар обо что-то споткнулся. Это что еще за булыжник?
Луна лениво выползла из-за тучи, и он прочитал:
«Матвеев Александр Леонидович. 1944–2009. Муж, отец, дед. Покойся с миром».
С отшлифованного камня на Захара молчаливо взирал улыбчивый старик. И тут Захара пробрало.
Какая девочка ночью посреди города, который уже восемь лет, как мертв? Откуда ей взяться тут? Да ей лет меньше, чем этот город пустой стоит! Но… Но что это тогда?
Где-то в стороне прозвенел мелодичный детский смех. Как будто пригоршню монет рассыпали на мостовой. Захар резко повернулся на звук, мысленно проклиная себя за то, что так и не вооружился, но сожалеть было поздно. Быстрая, как молния, маленькая фигурка уже была рядом с ним. Миг – и стодесятикилограммовая туша лесника, получив мощнейший удар, сбивший дыхание, летит, сшибая оградки и могильные камни. Приземлился он метрах в пяти от места старта, пребольно впечатавшись спиной в основание какого-то памятника. Удар о гранит не добавил ясности сознания, но он был готов поклясться, что маленькая фигурка, через секунду уже сидящая у него на груди, преодолела это расстояние одним прыжком. Ухватившись тоненькими ручками за горловину анорака, маленькое чудовище несколько раз приложило Захара о памятник. В глазах поплыло, и он обмяк, практически утратив способность сопротивляться. Мелкие, но даже на вид очень острые зубы блеснули в неестественно широко распахнутой пасти. В последний момент он каким-то чудом сумел увернуться и подставить вместо беззащитной шеи плечо. Ночная тварь с визгом вгрызлась в подставленную конечность, и от острой боли, пронзившей руку, в голове у него прояснилось.
Свободной рукой он ощупал правое бедро. Есть! Не потерял, хвала всем богам! Только бы не вырубиться от боли!
Непослушными пальцами он расстегнул ставший вдруг таким тугим ремешок. Тварь тем временем еще глубже вонзила зубы, боль буквально раздирала Захара. Кое-как высвободив обрез из самодельной кобуры, Захар, скрежеща зубами, упер оружие стволами в землю, рискуя забить их.
Щелк! Щелк! Звук взведенных курков показался ему благостнее любой литургии. Теряя сознание, он ткнул обрез куда-то в тельце твари и нажал на оба спусковых крючка.
Жахнуло, так жахнуло! В голове зазвенело, и он второй раз за несколько мгновений едва не потерял сознание. Это были собственноручно снаряженные патроны и с порохом он, видать, переборщил. Как еще стволы не разорвало!
Зато маленькую тварь будто сдуло с него. Захар повернул голову, и челюсть его отвалилась.
Получив такие раны, любой организм только и думал бы о том, как заползти в ближайшую канаву, чтобы тихонько отдать там богу душу. Тварь же, разорванная выстрелом практически пополам, злобно вереща и скалясь, ползла в его сторону.
Новая волна ужаса придала ему сил и заставила забыть о подранном плече. Отскочив в сторону и подхватив с земли гранитную плиту, им же сбитую с постамента, он размахнулся и что было сил опусти ее на голову твари. И еще. И еще.
Он бил, пока, обессиленный, не упал на колени рядом с грязной кашицей, в которую превратилось тело ночной гостьи. Но и тогда он сперва, морщась от боли, перезарядил обрез и лишь потом привалился спиной к оградке. Посидев так несколько минут, Захар с трудом поднялся, цепляясь за металлические прутья, и пошарил в кармане. Достав измятую пачку «Беломора», он после нескольких бесплодных попыток выудил-таки уцелевшую папиросу. Чиркнув охотничьей спичкой о перила оградки, он раскурил папиросу, с наслаждением затянулся и, зажимая порванное плечо здоровой рукой, хромая и пошатываясь, побрел в город. За его спиной небо робко, словно стыдясь чего-то, залилось легким румянцем. Близилось утро.
