Прилив раздражения был бы не лучшим ответом. Я знал это, поэтому, приложив усилие, унял его.
— Ты пропустил совсем немного, — продолжил он. — Кловон, свинья этакая, опять мухлевал в карты. Наша возлюбленная госпожа бродила по палубам, словно голодный волк, — он приобнял Василлу. — Эта святая кроха постоянно молилась, не доверяя полю Геллера.
Юная Сороритас встретилась со мной взглядом. Человеческое лицо выражало богатую палитру чувств, и самую красочную часть брала на себя улыбка. Мы, принимая Дар Императора, лишались способности выражать свои эмоции подобным образом. Думаю, постигая новоприобретенные силы, мы узнавали так много о себе, что обычное проявление чувств становилось для нас блеклым и неестественным.
Василла редко улыбалась и, возможно, поэтому ее улыбка была выразительнее прочих. Сейчас она говорила, что девушке надоело отношение Дарфорда к ней, как к ребенку, словно она младшая сестренка под опекой брата.
Я не силен в физиогномике, но могу заглянуть в ее мысли. Меня всегда поражало, как воины других орденов Адептус Астартес обходятся без такого психического дара. Мне и так-то непросто давалось понимание людей, а если нет способности читать их разумы…
— Если ты опять коснешься моих доспехов, — сказал я Дарфорду, — я убью тебя.
— Конечно убьешь. Как и все те разы, что ты грозился мне прежде?
— Ты, — указал я на ближайшего сервитора. — Помоги мне.
Аугментированный раб заковылял к нам. От одной его ноги осталась лязгающая конечность из черного железа и кабелей искусственных мышц. Большая часть его черепа была аугментирована, как и левая часть лица, скрытая за отполированной бронзой. Ничего не выражающие глаза уставились на меня, мимо меня, сквозь меня. При касании к его разуму я ощутил лишь тусклый проблеск сознания, которого хватало лишь для самого элементарного общения, никаких чувств.
— Ваш приказ, возлюбленный хозяин? — спросил он механическим голосом. Из уголка его рта текла слюна, за приоткрытыми губами я заметил почерневшие зубы. Лоботомия являлась своеобразным проявлением милосердия: благодаря выхолащиванию разума он знать не знал о боли в своих гниющих зубах.
Я повернулся к Дарфорду. Тот смотрел на сервитора, чуть скривив губы. Истекающий слюной сервитор продолжал молча таращиться.
— Неужто ты нашел себе друга, Гиперион? — пробормотал Дарфорд.
Я покачал головой.
— Нет. Это последний человек, который хлопал меня по доспехам. Его модифицировали, чтобы он служил человечеству менее раздражающим способом.
Дарфорд дважды мигнул и опустил голос до заговорщического шепота.
— Кровь Императора, ты только что пошутил? Неужели под всем этим серебром таится живой, дышащий человек с чувством юмора?
Он снова коснулся моих доспехов, на этот раз постучав по ним, словно проверяя, не пустые ли они.
Мне потребовалась лишь мимолетная сосредоточенность, чтобы проникнуть в его разум. Пережать кровеносный сосуд здесь, чуть помассировать ткань там…
Дарфорд моргнул и схватился за переносицу.
— Чертова головная боль, — пробормотал он. Из ноздри на губу закапала кровь. Он слабо фыркнул, затем потянулся к платку, не желая видеть пятен на безупречно чистой форме.
— Я знаю, что это ты, — сказал он, держась за нос.
Василла отвернулась, чтобы скрыть улыбку.
— Понятия не имею, о чем ты, — ответил я.
— Ребячество, — не унимался Дарфорд. — Правда, это очень по-детски. Но неплохо.
II
Титан. Крупнейший спутник Сатурна.
Не мир, где я родился, но все же единственный дом, который знаю. Мы приближались к гигантскому сияющему шару, скрытому за густыми грязными облаками. Там мы перевооружимся, восстановим узы с воинами Восьмого братства и похороним Сотиса на Полях Мертвых под поверхностью планеты. Там мы поведаем нашим братьям, что Армагеддон, мир заводов и промышленной каторги, осадил Извечный Враг. Волки уже сражаются там, и они нуждаются в нашей помощи.
Возможно, наши повелители отрядят нас вместе с войсками крестового похода. Я надеялся на такой исход событий.
Пока я наблюдал за тем, как увеличивается окутанная облаками оранжевая сфера, в моем разуме раздался напряженный голос Думенидона.
+ Прости, что вторгаюсь в твои размышления, брат. +
+ Не стоит извиняться, + я приглушил разговор Дарфорда и Кхатан. Они спорили насчет незначительных различий в правилах одной азартной игры на своих родных мирах. Каждый считал свой вариант более древним и приводил доказательства в подтверждение своей теории. + Что-то случилось, Думенидон? +
+ Вовсе нет. Я ощутил, как ты составляешь список наших обязанностей по возвращении в монастырь, и подумал, что тебе следует кое-что напомнить. Нас теперь четверо. Кастиану придется принять инициата, прежде чем мы оставим монастырь. +
Да. Он был прав, этого я не учел. Все же он довольно редко напрямую соединял разумы, предпочитая использовать общие узы отделения. Его способности почти целиком были сосредоточены на смертоносных навыках.
+ Я хотел убедиться, что Малхадиил нас не услышит, + признался он. + Боль утраты еще свежа в нем. +
+ Извини, что говорю подобное, но такая забота очень необычна для тебя, брат. +
+ Иногда на меня находит, + в голосе Думенидона задрожало веселье, прежде чем погаснуть.
Новый инициат. К нам прибудет еще одна душа, которая объединит свой клинок и дары с нашими. Ни одно отделение не действовало одинаково, как не направляло свои силы одними и теми же путями. Быть принятым в отделение означало привести свою жизнь в гармонию с братьями, заново научиться фокусировать силы вместе с ними. Даже после десятилетий упорных тренировок неумение целиком слиться с отделением едва ли было редкостью. Я и сам был от этого в опасной близости.
— Получен вектор подхода, — сообщил один из кормчих.
— Полный вперед, скорость стандартная, — отозвался капитан Кастор. — Приготовиться к стыковке.
+ На этот раз без глупостей, Тальвин, + отправил Галео со своего места у командного трона.
— Император упаси, сэр, — ожоговые шрамы на лице капитана сморщились, когда он с трудом сдерживал улыбку. Сегодня ночью на Касторе была видавшая виды красная бархатная треуголка. Это определенно был самый дурацкий предмет одежды, в котором мне приходилось его встречать, а за последний год он дал мне немало примеров для сравнения.
+ Я серьезно, капитан, + добавил Галео. + Это торжественное возвращение. +
— Как скажете, сэр, — Кастор остался сидеть на вычурном бронзовом троне и сложил на груди знак аквилы. Пусть из-за своих нарядов он слыл эксцентричным щеголем, но нам посчастливилось заполучить его. Немногие из жизнеобязанных слуг ордена приходили к нам по собственной воле. Тальвин Кастор, в прошлом командир корабля «Эвангелика» из боевого флота Обскурус, был из тех немногочисленных душ, которые поклялись в пожизненном служении, поэтому не было необходимости выхолащивать их разумы во благо всего человечества.
