– Итак, мы должны смиренно принимать судьбу… Покоряться прихотям богов… И плясать под их дудку, когда они потянут за веревочку! Неужели это говоришь мне ты?
– Богов нет, Политос. Есть только злые и жестокие создания, смеющиеся над нашей болью.
– Нет богов? Этого не может быть. Наше существование должно иметь причину. Должен же быть порядок во вселенной!
– Мы делаем то, что нам приходится делать, мудрец, – буркнул я мрачно. – Мы повинуемся богам, когда у нас не остается выбора.
– Ты говоришь загадками, Орион.
– Возвращайся в лагерь, старик. Здесь тебе не место. Того и гляди, какой-нибудь пьяный ахеец примет тебя за троянца.
Но он не пошевелился, лишь прислонился к колонне.
Я заметил, что некогда ярко-красная краска на ней потемнела и кто-то уже выцарапал острием меча имя – Терсит.
– До встречи в лагере, – напомнил я.
Он грустно кивнул:
– Да, до встречи… В час, когда могучий Агамемнон будет делить добычу и решит, сколько женщин и сокровищ понадобится ему самому.
– Ступай в лагерь, – сказал я еще решительнее. – Немедленно. Это не совет, Политос, а приказ.
Он глубоко вздохнул и выдохнул воздух, а потом неторопливо поднялся на ноги.
– Возьми этот знак. – Я передал ему браслет, который мне вручил Одиссей. – Будешь предъявлять его любому пьяному грубияну, который захочет снести твою голову с плеч.
Он без слов принял вещицу, она оказалась велика для его худой руки, поэтому он нацепил браслет на тощую шею. Я расхохотался.
– Ты смеешься в гибнущем городе, – проговорил Политос. – Господин мой, ты становишься настоящим ахейцем.
Он неуверенно принялся спускаться по ступеням – похоже было, что этому человеку все равно, куда идти.
Я вошел в зал, вдоль стен которого выстроились изваяния, ахейские воины уже отдавали распоряжения слугам, приказывая им брать богов и относить статуи к кораблям. А потом направился в тот открытый дворик, некогда бывший таким очаровательным. Теперь повсюду валялись сброшенные и разбитые горшки, затоптанные цветы; многочисленные трупы заливали кровью траву. Крохотная статуя Афины исчезла. Огромная фигура Аполлона валялась разбитая на куски. С мрачным удовольствием я ухмыльнулся, увидев обломки.
Одно из крыльев дворца уже полыхало. Я видел, как огонь вырывается из окон, потом закрыл ненадолго глаза, пытаясь припомнить, где находятся покои, в которых Елена беседовала со мной… Но как раз там теперь бушевало пламя.
На балконе над моей головой послышались крики и проклятия. Зазвенел металл о металл. Битва все еще продолжалась.
– Женщины царской семьи заперлись в храме Афродиты, – услышал я за спиной голос ахейца. – Живей!
Воин говорил так, словно его пригласили на вечеринку, а он опоздал; или же просто спешил вернуться на свое место в театре, прежде чем занавес откроется и начнется последний акт трагедии.
Я выхватил меч из ножен и бросился к ближайшей лестнице. Горстка троянцев стояла насмерть в конце коридора. Они преграждали путь к царским покоям, отражая натиск толпы крикливых ахейцев. Там, за дверями, которые защищали обреченные, находился старик Приам вместе с женой Гекубой, их дочери и внуки.
Значит, Елена тоже должна там находиться. Я увидел Менелая, Диомеда и Агамемнона, они угрожали копьями нескольким отчаянно оборонявшимся троянцам. Ахейцы хохотали и издевались над ними.
– Зачем вам отдавать свои жизни? – прокричал Диомед. – Сдавайтесь, и мы позволим вам жить.
– Рабами сделаю, – ревел Агамемнон.
Троянцы бились упорно, но их осталось очень мало, они были обречены. Храбрых воинов уже прижали к дверям, которые они столь мужественно защищали, и все больше и больше ахейцев присоединялись ко всеобщей потехе. Я побежал по коридору через комнаты, где победители рылись в ящиках с великолепными одеяниями, хватали драгоценности из выложенных золотом ларцов, рвали шелковые ткани со стен.
Скоро вспыхнет и это крыло дворца – слишком скоро.
Я увидел балкон, перепрыгнул через его ограду и, с трудом дотянувшись, уперся рукой в край окна в ровной стене храма. Перескочил… Раздвинув занавес из шнуров, унизанных бусинами, я заглянул в маленькое, едва освещенное святилище и увидел голые стены, давно истершиеся плитки пола, вдоль стен небольшие статуи-вотивы,[3] на которых еще оставались венки из пожухлых цветов. Пахло благовониями и свечами… А возле двери – спиной ко мне, – в страхе стиснув ладони, стояла Елена.
Из-за двери до меня доносились звуки битвы. Легко ступая, я тихо направился к ней.
– Елена, – промолвил я.
Прикрыв рот рукой, она резко обернулась ко мне, напрягшись от ужаса. Узнав меня, Елена немного расслабилась.
– …посол, – прошептала она.
– Орион, – напомнил я.
Она стояла в смятении, облаченная в платье, расшитое золотом и драгоценностями; куда более прекрасная, чем положено смертной женщине. А потом подбежала ко мне, сделав три крошечных шажка, и прижалась златокудрой головкой к моей перепачканной кровью груди. От волос ее пахло благоуханными цветами.
– Не убивай меня, Орион! Умоляю! Ахейцы обезумели… Они жаждут моей крови, даже Менелай. Он снесет мне голову и принесет ее в жертву Аресу. Защити меня!
– Поэтому-то я и пришел, – сказал я.
И только услышав свой голос, я понял, что пришел сюда именно за тем, чтобы спасти ее. Я убил мужчину, который соблазнил эту женщину, и теперь должен вернуть ее законному мужу.
– Приам умер, – глухо проговорила она сквозь рыдания. – Сердце его разорвалось, когда он увидел ахейцев на западной стене.
– А царица? – спросил я.
– Вместе с женщинами царского происхождения она находится в главном храме по другую сторону этой двери. Стража поклялась защищать их до последнего и погибнуть, если Агамемнону и его чудовищам суждено прорваться сюда.
Я обнял ее за плечи и прислушался к шуму схватки… Она не затянулась надолго. Бой завершился, раздались вопли, полные злобной радости, и дверь загрохотала, сотрясаясь под ударами… Я услышал оглушительный треск, потом наступила тишина.
– Тебе лучше выйти туда, чтобы, вломившись, они не захватили тебя силой, – предложил я.
Елена отодвинулась от меня, пытаясь собраться с духом, и, приподняв свой точеный подбородок, как подобает царице, которой она надеялась стать, сказала:
– Хорошо, я готова предстать перед ними.
Я подошел к соседней двери, снял засов и выглянул в щелку. В храме находились Агамемнон, его брат Менелай и еще дюжина ахейцев. Вдоль стен выстроились покрытые золотом статуи выше человеческого роста. За мраморным алтарем башней возвышалась огромная статуя Афродиты, вызолоченная, раскрашенная, убранная цветами и драгоценностями, принесенными в жертву. Возле ее подножия горели сотни свечей, бросавших пляшущие отблески на золото и сверкавшие камни. Но ахейцы не обращали внимания на сокровища храма – они смотрели на богато украшенный алтарь и распростертую на нем старую женщину.
