— Знал, — тихо проговорил я.
— В смысле, не понял? Что Сашка? — Виктор все прекрасно понял.
— О завалил этих , но сам…
Несколько минут Виктор молчал и смотрел только на ночное шоссе.
— Майер. Ты только покажи мне, где они. Только. Остальное не твоего ума дело. Вернее твоего, конечно, но мне надо их видеть! Найди их!
— Мне это надо не меньше, чем тебе. И мы найдем их вместе. И вместе все поставим на свои места.
— Место — много.
— Что? — не понял я.
— Ты много раз повторил слово «место».
— Это я так…
Ночное шоссе мчало нас вдоль черного леса в город. Странно — полчаса дороги и вместо сверкающей столицы — черный, полностью черный лес. И неестественно яркая палочка гаишника. Неизвестно откуда и зачем машущего нам этой палкой на ночном шоссе.
— Ну, Майер, готовься, это, небось, нас твои камарады тут подстерегли, — притормаживая пробормотал Виктор.
Остановился он метрах в пяти от палочника. В темноте четко клацнул передернутый затвор пистолета.
— Не спеши, — предупредил я.
— Лучше стрелять первым, чем не успеть, — изрек Виктор.
Но я понял, что пистолет спрятал. Не далеко.
— Сержант Карако, предъявите документы, — в опущенное окно машины скороговоркой проговорил подошедший гаишник. При этом он даже изобразил отдание чести.
—А можно поинтересоваться, в чем дело? — Виктор не спешил показывать документы.
Но стража шоссе было трудно пронять требованием законности. В поддержку ему вспыхнули фары патрульной машины, затаившейся в лесу, в десятке метров от шоссе.
— Выйдите из машины, — постовой и не подумал ответить на вопрос Виктора.
— Я ещё раз спрашиваю, — с нотками озверения в голосе проговорил Виктор, — объясните причину, по который вы остановили нас.
Гаишник, игнорируя вопросы Виктора, повернул голову в сторону патрульной машины и кивнул. Из машины вышли двое в милицейской форме и направились к нам в свете фар. Это очевидно и настроило Виктора на радикальные действия. Он медленно открыл дверцу машины и спокойно встал перед гаишником. Но так, что тот оказался между Виктором и теми, уже почти подошедшими. Без особых церемоний он сгреб сержанта и приставил к его голове пистолет.
— Эй вы, воины, — прокричал он автоматчикам, — бросайте пушки, иначе вашему герою башку снесу!
— Ты чего, мужик, — вдруг примирительно заскулил сержант. — Я же только документы проверить.
— А зачем??
Соратники сержанта тем временем стояли, подняв высоко руки.
— Ну как? — в голосе гаишника сквозило искреннее недоумение. — Жить-то нам надо! Мы ж ничего, мы по мирному. Если все в порядке.
Для человека с приставленным к затылку пистолетом он был излишне говорлив.
— Майер, — Виктор позвал меня, — подойди сюда. Он кто, наш?
Виктор очевидно считал, что я могу отличить чужаков по запаху или на ощупь. Хотя, на ощупь, конечно..
— Дай лапу, — обратился я к сержанту, стараясь не упускать из виду тех двоих.
Сержант вяло, как будто напрочь лишенный воли, пожал протянутую мною руку. Нормальное, вялое и влажное от страха рукопожатие.
— Виктор — это просто гайцы, — успокоил я, — деньги стригут.
В общем, в итоге мы помирились.
Я, наверное, ничего не понимаю в этой жизни. Почему умирают мои товарищи, почему страдаю я и мои близкие и вся наша борьба сводится к каким-то никому непонятным действиям. А вот другой — совсем по-другому. И выглядит он неплохо, судя по рекламе по телевидению, и богат, и всемогущ. Вот как загнул: «Марьян Заславский-Нкомо. Нет — вторжению извне! Встреча с соратниками и борцами во Дворце Съездов Компартии». Удивительно было видеть в обычной рекламе то, что так мучило нас последнее время. Надо идти. Тем более — вход свободный.
При входе две немолодые девушки без косметики раздавали буклеты. Буклетик содержал какие-то примитивные рисунки, что-то про бога и душу… Бред какой-то.
Заславский-Нкомо был эскимос. Никто другой не мог обладать таким специфическим лицом, таким, от природы поставленным, театральным басом. Он вылетел на сцену под восторженный вздох зала.
«Братья и сестры! Настало время откровения! Вы видите! Час пробил! Посмотрите вокруг себя, что вы видите?»
— Я вижу идиотов, — Виктор не постеснялся произнести это в полный голос. Правда, эта реплика мигом потонула в едином выдохе зала:
«Что мы видим?»
Создавалось впечатление, что зал был хорошо подготовлен.
«Высыхающие реки, замерзающие навсегда озера, трескающаяся от засухи пустыня — это разве наш мир?»
«Это не наш мир» — складно ответил зал.
«Плачущие африканские вдовы, молящиеся католики и взрывающиеся мусульмане, это наш мир?» — с надрывом продолжил Нкомо.
«Это не наш мир», — ответ зала тоже был надрывен.
«Кто живет в нашем мире?» — воззвал шаман, обращая взор к крыше зала… Ни неба, ни портрета президента, ни какой другой святыни, к которой стоило обращать взор, надо сказать, там не было. К кому бы это он?
«Мы живем в нашем мире!» — уже с визгливыми нотками возвестил зал.
Я с недоумением заметил, что у стоящей справа тетки из глаз катились слезы. О чем они все вообще?
«Где он, человек, который спасет мир от того, что чуждо нам? Где тот человек, который видит мир таким , как он есть? Где тот, кто видит беду? Призовем его!» — наверное, сейчас для Нкомо настал момент ударить в бубен.
Тут вдруг все хлопнулись на колени. Что за ерунда? Куда я попал?
«ТЫ! ТЫ видишь Землю в огне?»
К своему собственному омерзению я понял, что эскимос тычет пальцем в меня! Ну, конечно. Из всего многотысячного зала только я и Виктор не стояли на коленях.
— Это вы мне? — не произнося слов и тыча пальцем в свой живот, вопросил я.
— Ты, именно ты, скажешь нам сегодня, где беда! Иди ко мне, сын мой!
Тоже мне, папаша. Козел луноликий. Ну ладно. Мне интересно, чего он хочет.
— Скажи, брат! — ага уже повысили. — Что тебя мучает? Что грозит нам?
И тут меня почему-то понесло. Выхватив микрофон у шамана, я стал что-то говорить. Что-то очень важное. Не помню что.
«Вот слышите! Вот, что говорит наш брат! Он тоже мучается судьбами Земли! Братья! Помолимся со мной за спасение от чужих! От боли и смерти. Сплотимся в великом порыве вокруг нашей коммуны борьбы с чужими!»
И тому подобная чушь.
Меня отпустили со сцены. Виктор пробормотал хлопая меня по спине: «Классно сказал, мужик».
— О чем?
— Ну, эта…как там…Ой. Не помню. Но бабки, смотри, сдают. — И действительно, к сцене выстроилась очередь…
— Преподобный Нкомо хотел бы с вами поговорить, — нас остановил шкафоподобный охранник на выходе из дворца.
