востока. Чем позже они поймут, что наши позиции на опушке пусты, тем для нас всех будет лучше. С момента начала атаки по вражеским солдатам был произведен всего один выстрел, да и то неприцельный — Борис просто пальнул в их сторону, чтобы предупредить меня об опасности. Поэтому пехотинцы чувствовали себя достаточно уверенно и двигались быстро. Я развернулся и методично выпустил всю обойму по идущим в полный рост немцам. Расстояние оказалось слишком большим для точной стрельбы, да и ветки изрядно мешали, так что из пяти выстрелов я попал только три раза.
На этот раз в офицера я стрелять не стал, и противник отреагировал вполне адекватно. Для немецкого командира сразу стало очевидно, что по его людям работает снайпер, и он приказал им залечь. Устилать их трупами путь к позиции вражеского стрелка уставы не велели. Немецкий солдат, вообще-то, пришел сюда, чтобы стать хозяином этих диких земель, причем всех земель, а не только скромного участка метр на два с холмиком и деревянным крестом.
В таких случаях личному составу предписывалось засечь примерное местоположение снайпера, укрыться и навести на него артиллерию и минометы, что немецкий лейтенант и сделал в строгом соответствии с положениями военной науки. Засечь мою позицию он, конечно, не мог, но направление, с которого велся огонь, немец определил правильно, а предположить, что я нахожусь где-то не слишком глубоко в лесу, было делом нехитрым.
Как бы то ни было, какое-то время я выиграл, и теперь стоило заняться решением основной задачи. До пня, за которым скрывался сержант, я добрался довольно быстро. Борис к этому времени уже присоединился ко мне и сосредоточенно пыхтел, переползая от укрытия к укрытию за моей спиной.
— Товарищ сержант, вас не зацепило?
— Слегка щепками посекло, — пожаловался Плужников, — но это мелочи все. Что дальше, ефрейтор?
— Надо нашим сигнал подать, чтобы вперед ползли.
— Ща сделаем.
Сержант переполз немного влево, и выпустил короткую очередь поверх голов залегших в траве людей капитана Щеглова. Там сразу наметилось движение, и я удовлетворенно кивнул Плужникову.
— Немцы отошли назад, но они все еще закрывают капитану и его людям проход в лес. Нам нужно перебраться ближе к ним и повторить наш фокус еще раз, — разъяснил я сержанту дальнейший план.
— У меня последняя лента, ефрейтор. Патронов сорок осталось, учти.
— Видите там впереди поваленное взрывом дерево? Я устроюсь в его кроне и буду вести огонь оттуда. Ваша позиция дальше, вон за той кочкой. Или это пень, мхом поросший — отсюда не разобрать.
— Давай уже на ты, ефрейтор. Твое выканье уши режет, к тому же здесь и сейчас командир именно ты.
— Вы старший по званию, — возразил я.
— Тогда это приказ.
— Есть.
— Вот так-то лучше, — проворчал сержант и быстро пополз вперед.
Сзади с новой силой загрохотали взрывы. Это немецкие минометчики пытались подавить вражеского снайпера, помешавшего их пехоте спокойно добраться до леса, а через минуту мины начали взрываться и вокруг бывшей позиции сержанта, которую мы столь своевременно покинули. Немцы действовали четко и слажено, и если бы они имели дело с обычным противником, все бы уже давно закончилось. Но не в этот раз.
Я занял позицию под склонившимися к земле ветвями упавшего дерева, немного подождал, пока сержант доберется до своего пня, и подал ему знак рукой. Короткая пулеметная очередь положила начало новой фазе операции. Второго избиения поредевший немецкий взвод не выдержал и, потеряв еще четверых, откатился в южном направлении, освободив, отряду Щеглова путь вглубь леса. Половина дела была сделана. Теперь нам оставалось какое-то время удерживать пробитый проход, а потом как-то суметь уйти самим, причем хотелось бы сделать это в полном составе. Терять Чежина или Плужникова я был категорически не готов.
По моим прикидкам, эта позиция могла оставаться для нас относительно безопасной очень недолго. Потом немцы вновь перенесут огонь своих минометов, и нам конец. Я еще раз мысленно поблагодарил генерал-лейтенанта Музыченко, столь вовремя затеявшего свой контрудар, лишивший «наших» немцев поддержки артиллерии, иначе сейчас мы имели бы дело с такой плотностью вражеского огня, выжить при которой можно только чудом.
Мы водили немцев кругами еще часа полтора, не подпуская их близко и внимательно следя за тем, чтобы они не приближались к медленно уползающим в лес людям Щеглова. Сами мы тоже постепенно смещались вслед за уходящим отрядом, поскольку иначе я бы не смог держать стенки «коридора», в котором двигались наши товарищи.
Последняя лента в патронном коробе MG-34 давно закончилась, да и у меня сумка с боезапасом уже показывала дно, даже несмотря на то, что я отобрал все патроны у Бориса. Правда, и немцы изрядно растеряли свой энтузиазм. Нужно иметь железные нервы, чтобы сохранять самообладание, когда вокруг падают твои мертвые или раненые товарищи, а ты не можешь даже толком понять, откуда прилетают убивающие их пули. Я сбился со счета, но даже по самым скромным прикидкам выходило, что человек сорок-пятьдесят немцы потеряли, а это почти два взвода! К тому же у противника из оружия остались одни винтовки. Раскуроченные моими выстрелами пулеметы превратились в груду бесполезного хлама. Стрелять в лесу из пехотных минометов немцы не решались, а корректировать огонь батареи, установленной в поле, они не успевали, и мы каждый раз ускользали из-под ее огня.
— Пора уходить, — сказал я сержанту, когда мы покинули очередную временную позицию. — Нашим мы дали вполне достаточно времени, и оставаться здесь дальше становится все опаснее.
— Можно подумать, до этого мы тут в полной безопасности прохлаждались, — усмехнулся Плужников.
— Тогда этот риск имел смысл, товарищ сержант, а теперь нам пора подумать о собственных жизнях, которые, напомню, в соответствии с уставом являются самым ценным, что есть в Рабоче-Крестьянской Красной Армии.
— Ты опять за свое, ефрейтор?
— Опять, товарищ сержант, — кивнул я, — и повторю это еще не раз. Но ты, как мне кажется, в последние дни уже сам начинаешь понимать, что люди, вносившие эти слова в устав, не просто воздух сотрясали, а закладывали в них руководство к действию. Только почему-то многие наши командиры считают возможным эту статью устава игнорировать.
Сержант в ответ промолчал. Не знаю, о чем Плужников думал в тот момент, но выглядел