— Нужно. Государственное дело! — поднял Федор палец и едва сдержал смех. В голове исходил хохотом Друг.
— Уберите нож, ваше сиятельство! — дрожащим голосом попросил купец. — У меня нутро трясется.
— Ладно, — согласился Федор и махнул рукой. Нож взмыл к потолку, полетел к столу, где и рухнул вниз, вонзившись в столешницу. Задрожал, словно говоря: «Жаль, не в глаз».
— Выкладывай, что принес! — приказал Федор.
Осторожно косясь на него, купец прошел к столу, достал из кармана пачку денег и положил у ножа.
— Десять тысяч, ваше сиятельство, как один рубль. Вам и Соколовой за обиду. Вы уж сами поделите.
— Ей чего не отнес?
— В квартиру не впустила, — пожаловался купец. — Обещала застрелить. Револьвер в руках держала — маленький такой. Только страшно все равно.
— Ладно, отнесу, — сказал Федор. — А теперь прочь с глаз моих!
— Только вы… — замялся Хохряков. — Бумажки напишите. Дескать, нет претензиев. Полицмейстер так велел.
— Принесут тебе бумажки, — успокоил Федор. — Завтра.
Затворив за купцом дверь, он подошел к столу и пересчитал деньги. Хмыкнул — ровно десять тысяч, не соврал купец. Подумав, он надел пальто и котелок, сунул в карман деньги и вышел из квартиры. Экипажа у подъезда уже не было, как и городового. Федор зашагал вверх по Миллионной, повернул на перекрестке и спустя десять минут оказался у кирпичного дома. Вошел в подъезд, поднялся на второй этаж и позвонил в дверь с номером «5» на филенке.
— Кто там? — спросил женский голос изнутри.
— Это Федор, Юлия Сергеевна, — сказал Кошкин. — Извините, что без приглашения. Поговорить бы надо.
Прогремел засов, отворилась дверь и в проеме показалась Соколова.
— Проходите, — сказала, отступив в сторону. — Раздевайтесь. Хорошо, что вы пришли. Сама собиралась искать.
Федор снял пальто и котелок, примостил их на вешалке и следом за хозяйкой двинулся в гостиную, где оба разместились за большим круглым столом.
— Хохряков приходил, — пожаловалась Соколова. — В квартиру рвался. Пришлось револьвером пригрозить.
— Правильно, — одобрил Федор. — Только вы не бойтесь, Юлия Сергеевна, более не явится. Его полицмейстер до смерти напугал, приказал прощения у вас просить и вину загладить. Он за тем и приходил. Это вам от Хохрякова, — он достал из кармана и выложил на стол деньги. — Компенсация морального вреда. Десять тысяч.
— Сколько? — изумилась Соколова.
— Я пересчитал, — сказал Федор. — Рубль в рубль. Будет вам приданое.
— Не возьму! — тряхнула головой девушка. — Откупиться захотел подлец! Пусть в каторгу идет!
— Не получится, — покрутил головой Федор. — Наймет лучших адвокатов, те докажут, что купчина не при чем. Никаких грабителей не подсылал. В содержанки звал, но то не преступление. Выскользнет как уж. Это, — указал на деньги, — лучшее наказание. У таких как Хохряков больное место — их мошна. Мы по ней ударили.
— Вы так думаете? — засомневалась Соколова.
— Знаю, Юлия Сергеевна. Поверьте.
— Хорошо, — кивнула девушка. — Это нам двоим?
— Вам одной, — улыбнулся Федор. — Мне приданое не нужно.
— Нет! — возразила девушка. — Вы тоже пострадали. Полицейский говорил: вас едва не арестовали по доносу Хохрякова.
— Ерунда! — махнул рукой Федор. — За меня вступились. Лично генерал.
— Все равно неправильно, — не согласилась Соколова.
— Юлия Сергеевна! — вздохнул Федор. — Я не бедный человек. Получаю жалованье как армейский капитан. А еще роялти, которые в разы больше.
— Что такое роялти?
— Авторские выплаты. С каждого проданного заводом револьвера мне причитается двугривенный. Их выделывают тысячами. Сейчас изобретаю пулемет. Когда примут на вооружение, что обязательно произойдет, получу награду от казны. Инженеру Мосину за винтовку дали тридцать тысяч рублей, но то давно было. Сейчас выйдет больше. Вы же сирота, у которой из доходов только жалованье.
— Да, — кивнула девушка.
— Потому берите деньги и везите в банк. Положите под процент. Можно и в сберкассу, только там доход меньше. Больше тысячи на книжку не берут [80]. Банк любую сумму примет. За год пять сотен дохода набежит, вот вам и прибавка к жалованью. Капитал при этом сохранится. Часть денег, коли нужно, потратьте на себя, все равно доход хорошим будет.
— Вот как? — удивилась Соколова. — Я не знала.
— Капитала не было, — кивнул Федор. — А теперь он есть.
— Страшно выходить с ним на улицу, — передернула плечами девушка.
— Где ваш револьвер? — спросил Федор.
Соколова встала, принесла сумочку и достала из нее коротыш. Протянула Федору.
— А теперь смотрите, — он взял револьвер. — Сдвигаем здесь кнопку — откидывается барабан. Пальцем жмем на ось — высыпаются патроны. Барабан на место, прокрутили — встал нормально, жмем на спуск.
Сухо щелкнул курок.
— Попробуйте! — Федор протянул коротыш девушке. Та взяла и прилежно повторила его манипуляции.
— Ничего трудного, как видите, — улыбнулся он. — А теперь зарядите.
С этим Соколова справилась довольно ловко. Положила револьвер на стол.
— У вас есть муфта [81]? — спросил Федор.
— Да, — ответила она.
— Перед тем, как выходить, положите деньги в сумку и пристройте под пальто. Руки — в муфту, в правой — револьвер. Если угрожают, доставайте и стреляйте. Можно через муфту, с револьвером это запросто — у него нет выступающего курка. Только не пораньтесь сами, — улыбнулся Федор. — Но еще лучше, попросите городового, он сопроводит к банку. Посулите ему рубль — согласится.
— Так и поступлю, — кивнула Соколова. — Как мне вас отблагодарить? Вы так много для меня сделали!
— Напишите за меня отказ от претензий, — улыбнулся Федор. — На имя Хохрякова. Таково его условие. За себя тоже придется написать. Полагаю, две бумажки стоят десяти тысяч. Я б и сам, но пишу ужасно.
— Хорошо, — сказала Соколова. — А еще я напою вас чаем. Денег за учебу брать не стану. И не возражайте — слушать не хочу!
— Повинуюсь! — поклонился Федор…
— Что, понравилась? — спросил Друг, когда он вышел из квартиры.
— Очень, — подтвердил Федор.
— Замечательная девушка! — согласился Друг. — Нам такая подойдет. Умница, красавица, сирота. Не придется просить у родителей руки и сердца.
— Ты о чем? — удивился Федор. — Я ей не пара.
— Это как
