Оказавшись наверху, я смогла сориентироваться, положившись на естественные для Ворсы ощущения, и мы направились туда, где, как я была убеждена, находился наш «Лидис». Это был сущий кошмар. Нас секло дождём и снегом, темнота становилась всё гуще. Мы ползли там, где нам хотелось бежать со всех ног, боясь оступиться и сорваться с каменного уступа.
Ветер усилился. Я выпустила когти и прижалась ближе к земле, чтобы меньше скользить по мокрой поверхности под яростными порывами ветра.
«Крип?» Мне-то удавалось удерживаться на моих четырёх когтистых лапах, но я не была уверена в том, что это удаётся ему на двух ногах в сапогах. К тому же ветра такойсилы я никогда не испытывала. Казалось, что сама природа этого забытого Богом мира была на стороне грабителей.
«Давай, давай!» — в его голосе не чувствовалось усталости.
Я начала спускаться, извиваясь всем телом и цепляясь, за что только можно, стараясь защититься от ураганных порывов ветра. Мимо меня с рёвом неслись потоки воды. Я засомневалась, стоит ли нам так настойчиво пробираться на «Лидис», может лучше попытаться найти какое-нибудь укрытие и переждать бурю. Я уже стала высматривать местечко, где бы мы могли отсидеться, как камни ушли у меня из-под лап и покатились вниз, увлекая и меня за собой.
Вверх — вниз — в никуда… На какой-то момент я почувствовала, что падаю, затем взрыв боли — и темнота.
Однако охватившая моё сознание темнота не была полной. Где-то в глубине дрожала ужасающая мысль: я оступилась не случайно. Я попала в ловушку, о которой и не подозревала.
Осознав это, я поняла и то, зачем это было сделано и чем это может теперь грозить.
Обмен телами — здесь с Шервином, а с Крипом — тогда, на Йикторе. Зачем им разрушать мою нынешнюю оболочку — зачем?
Неужели ничего лучшего нельзя придумать, чтобы заставить личность подчиниться, чем разрушить тело, в котором она обитает?
Боль! Такая боль, что невозможно поверить. Моё тело больше не будет меня слушаться.
«Нельзя… больше нельзя…»
Сигнал, дошедший до моего сознания, был довольно неясным, как будто его передавали по испорченной линии связи.
«Оставь… идём… идём… идём…»
«Куда? Зачем?»
«Сила жизни… сила жизни… Снова жить… Идём…»
Я сделала над собой величайшее усилие, пытаясь вырвать тело из тисков боли, сконцентрировав всю свою энергию и волю на том, что составляло сущность моей личности.
«Идём… Твоё тело умирает… Идём…»
Вот тут-то тот, кто так настойчиво звал меня, и ошибся. Все живые существа боятся забвения и небытия. Это один из видов самоконтроля, то, что не даёт нам вступить на путь зла. Мы всегда помним, что у каждого своя дорога, и то, как мы по ней пройдём, будет оценено и взвешено на Весах Моластера. Мы, Тэсса, легко не сдаёмся. Но и не боимся Белой Дороги, когда приходит время ступить на неё. Тот, кто поймал меня, играл на естественном чувстве страха перед небытием, как будто у тех, с кем ему приходилось иметь дело раньше, не было понятия о другой жизни, жизни после смерти. С ними, наверное, легко было добиться своего, предложив жизнь, когда смерть уже стоит у ворот.
«Идём… — всё настойчивее. — Ты хочешь превратиться в ничто?»
Теперь я, наконец, поняла, что ему было от меня нужно. Ни моя личность, ни вообще чья-либо телесная оболочка были ему ни к чему. Больше всего на свете он дорожил своей и нуждался в моей жизненной силе, как в топливе, чтобы, заправившись, снова жить как прежде.
«Майлин! Майлин, где ты?»
«Идём же…»
«Майлин!»
Два голоса звучали у меня в голове, и боль снова завладела моим телом. Моластер! Я молила о помощи, стараясь не слышать ни одного из голосов. И пришёл ответ — нет, время Белой Дороги ещё не настало, хотя могло, если бы я этого захотела. Но такой мой выбор поставил бы под угрозу выполнение другого плана. Мне всё стало предельно ясно, словно меня снова подняли на вершину скалы, и я всё увидела сверху. Что именно я увидела, я не помнила. Но я понимала, что это необходимо. Я также знала, что мне нужно бороться, чтобы выполнить то, что мне предначертано в нашем общем плане.
«Идём!» Никаких уговоров, никаких обещаний, лишь приказ, отданный так, словно я и не могла отказаться. «Ну же!»
Но я ответила на иной призыв:"Сюда, скорее!" — как мне удастся выполнить то, что нужно, я не знала. Многое будет зависеть от умения и возможностей моего партнёра.
Тело глассии мне не подчинялось, я даже ничего не видела. Мне пришлось отключить все пять органов чувств, чтобы не сойти с ума от боли. Зато я могла ясно соображать.
«Крип!» Я не знала, находится ли он всё ещё на вершине скалы или уже где-то рядом со мной, у меня не было способа узнать это. Но добраться до него и передать свое последнее слово я должна была обязательно, иначе всё зря.
«Крип!.. Это тело, по-моему, умирает. Но оно не должно пока умереть. Если ты сможешь доставить его к морозильным саркофагам… ты должен это сделать! Тот короб со спящим в ней — доставь меня туда…»
Я даже не могла ждать ответа. Я должна была держаться, покуда хватит сил. А на сколько их хватит, знал только Моластер.
То было странное потаённое место, откуда я, настоящая Майлин из рода Тэсса, Лунная Певица, а затем глассия, черпала все свои внутренние ресурсы. А тот, другой, всё ещё стучался в расставленные мною заслоны и твердил: «Пойдём, пойдём — живи!» Я не знала. Я не смела надеяться, что уже нахожусь в безопасности в своей маленькой крепости, которую не прекращали атаковать. Мое влияние на ситуацию и понимание происходящего становились всё слабее, а боль временами наносила предательские удары. Я старалась напевать слова, которые мне необходимо было произнести, чего я не делала с тех самых пор, как у меня отняли мой жезл. И слова, которые стали превращаться в тлеющие, едва сверкающие угольки, вспыхнули с новой силой, обнажив языки пламени. Но хотя жизнь в них едва теплилась, это поддерживало меня, заглушая боль.
Здесь совсем не ощущался бег времени — должно быть, его было слишком много. Я успокаивала себя:
«Мне удастся продержаться ещё мгновение… и ещё одно… и ещё…» — так это и продолжалось. Удастся ли Крипу спасти меня, если только можно спасти… Я не должна была думать об этом, чтобы сохранить силы и продержаться как можно дольше, не выпуская свою личность из того укромного местечка, в котором я находилась. Держаться, держаться и держаться!
Но делать это становилось всё труднее. О Моластер! Великая сила была мне дана когда-то, и я увеличивала её мощь постоянной тренировкой. Однако всему приходит конец — и теперь я сама с этим столкнулась. Я проиграла, я не могла вспомнить тот образ жизни, который вела. Хотя и знала, насколько он важен, и понимала, что мой жизненный путь был прерван вовсе не по воле Великого Творца. Тем не менее, казалось, у меня не хватит сил довести до конца своё дело. Я — не могу — держаться…
