Может ли быть так, что нам подмешивают туда какие-то вещества, угнетающие половую систему? Наверное, так и есть. Это единственный способ сделать так, чтобы здоровые, полные сил парни и девушки шестнадцати — восемнадцати лет проводились здесь по два года жизни, даже не вспоминая о том, что в жизни каждого нормального подростка занимает чуть ли не 90 % мыслей.
А может, нам туда еще какую-то дрянь подмешивают?! Что-то такое, что способствует послушанию, уменьшает агрессивность. Наверняка это так. Эти ублюдки травят нас всех какой-то химией, которая изменяет нашу внутреннюю сущность, превращает в роботов!..
— Эй, Алекс! — кто-то из товарищей слегка ущипнул меня, выведя из раздумий. — Пастор Ричардс читает молитву.
Спохватившись, я сложил руки и начал бормотать себе под нос что-то невнятное, не переставая мысленно переваривать постигшее меня ужасное озарение… или, может быть, лишь параноидальное предположение?
Может ли быть такое, что в элитном интернате, ученики которого официально находятся под опекой территориальной общины Сиднея, нас пичкают какой-то психотропной дрянью?! Нет, это было бы слишком. Рано или поздно правда об этих злодеяниях вышла бы за эти стены, и общественность бы такого не стерпела.
Ведь я же в ясном сознании! Я все отлично понимаю! Понимаю ведь, так? Я, Ал… черт, Димитрис Войцеховский, конечно, которому присвоили здесь дурацкую кличку Алекс Сандерс! Я нормальный парень. Я люблю девушек. Я ненавижу здешние дурацкие порядки и мечтаю поскорее выбраться отсюда! Так? Так. Значит, с водой все-таки все в порядке?
— Все, закончилось, — меня снова кто-то дернул за плечо. — Ты что, не выспался сегодня, Сандерс?!
После обеда, во время которого я засунул подозрительные «витамины» за щеку, но не проглотил, а запивать еду водой и вовсе не стал, весь интернат собрали в большом актовом зале, где должны были выступать бывшие выпускники. Судя по всему, такие мероприятия не были здесь редкостью, так что особого волнения среди учеников не вызывали.
Первой выступала темноволосая латиноамериканка Флорентина Лопес, работающая сейчас в корпорации «Омикрон медикал» — та самая, которую я видел на видеозаписи еще перед поступлением. Видимо, Флорентина считалась здесь местной звездой — я видел ее на доске почета, когда мыл ее прошлым вечером во время парко-хозяйственных работ. Говорила она очень тепло, хорошо и складно. Я внимательно вглядывался в ее добродушные глаза, пытаясь разглядеть в них тень чего-то, что могло бы объяснить ее слова, составляющие такой разительный контраст со всем, что я здесь видел. Но я не замечал в ее глазах ни запуганности, которая бы могла указывать на то, что ее заставили говорить все это под страхом какого-то наказания, ни изуверской подлости, которая позволила бы ей просто цинично нам врать.
Такими же были и остальные. Фредерик Гарднер, инженер-технолог с вертикальной фермы агрохолдинга «Нью Харвест». Луиза Финчер, литературный редактор газеты «Сидней пост». Марвин Хэмпшир, перспективный инженер, специализирующийся на возведении дорог и мостов в строительном гиганте «Нагано констракшн». Джулия Мэйсон, которая проходит интернатуру в хосписе Онкологического центра в Квинсленде. И, наконец, Кэтрин Митчелл, психолог, посвятивший свою карьеру работе в нашем интернате.
Все они были здоровыми, свежими, красивыми, полными сил и позитивных эмоций. Все они совершенно искренне (во всяком случае, мне сложно было поверить в такой актерский талант) убеждали нас в том, что «Вознесение» — это уникальный шанс, который изменит нашу жизнь в лучшую сторону. Что нужно было со всеми ими сделать, чтобы они говорили это после двух лет в этой тюрьме строгого режима?!
Этим вечером я пребывал в глубокой задумчивости. До последнего момента я удерживался от того, чтобы пить воду из кулера и даже подумывал о том, чтобы последовать примеру Пу. Однако чем больше времени проходило, тем сильнее мне начинало казаться, что от моих подозрений отдает откровенной паранойей.
В конце концов, после изнурительной полуторачасовой тренировки, во время которой я снова послал Энди Коула в нокдаун, я выхлебал едва ли не литр воды, причмокивая от удовольствия. Посмотрев на Пу, который в это время околачивался в сторонке и посматривал на нас тоскливым взглядом, я подумал, что, наверное, у этого парня все-таки не все в порядке с головой.
29 апреля 2077 г., четверг. 15-ый день.
С каждым следующим днем, остающимся позади, я чувствовал, как тягучая рутина интерната поглощает меня, неумолимо выталкивая из головы все помыслы, которые витали там еще две недели назад, и, как я думал, не оставят меня до самой минуты, когда я покину эти стены. На эти помыслы мне просто не оставляли времени.
Я участвовал во всех сторонах жизни интерната наравне с ребятами из 22-го отряда, за исключением того, что пока они посещали свои занятия, я отбывал подготовительные курсы.
Около 40 % учебного времени занимало преподавание гуманитарных и технических наук. Причем уроки порой проходили достаточно интересно и были весьма поучительны. Интернат был оснащен первоклассным современным оборудованием: начиная от систем погружения в виртуальную реальность, более современных и дорогих, чем те, которыми я пользовался в Генераторном, и заканчивая настоящими теплицами со всевозможными видами растений и ангара для практических занятий по робототехнике, в котором учебному процессу служила по меньшей мере сотня роботов.
Однако большую часть времени абитуриентов отнимало то, что я называл «промывкой мозгов»: занудные лекции на социально-политические и бытовые темы пропагандистской направленности, личностные тренинги, беседы и инструктажи о правилах и традициях жизни в интернате.
Насилие над сознанием неокрепших умов абитуриентов было групповым. Отвечали за него, попеременно, то сам Жермен Петье, то кто-то из его заместителей (их было еще четверо кроме Лоры Каммингз, и ни один из них не показался мне приятной личностью), то кто-то из кураторов отрядов (среди них есть пара совсем уж жутких экземпляров, не дай Бог попасть к таким в отряд), то пастор Ричардс (мало нам его воскресных проповедей!), а однажды даже сам директор интерната мистер Сайджел (этот импозантный чистюля в безукоризненном смокинге говорил о высоком и старательно делал вид, что не знает, что с нами тут творят под его чутким руководством).
Переносить все эти занятия, оставаясь в трезвом уме и спокойном расположении духа, было не так уж легко. За вторую неделю я получил еще три дисциплинарки, две из которых Петье выписал мне за якобы неуважительное отношение к воспитателям, выражающееся в основном в том, что я задавал неудобные вопросы и настаивал на ответах, когда они от них увиливали. За каждый из этих случаев я мысленно себя отругал и дал зарок впредь держать язык за зубами. Но каждый следующий раз переполняющее меня возмущение пересиливало осторожность и выплескивалось наружу.
Я поставил себе за цель сделать все возможное и невозможное, чтобы через три месяца ни иметь ни одного неснятого взыскания. Однако первые мои успехи были весьма скромными. Две дисциплинарки из числа накопившихся за прошлую неделю мне удалось досрочно снять, отличившись на нескольких уроках и усердно поработав на внеклассных занятиях. Если бы не три новых прокола — я стал бы немного ближе к созвону, нежели сейчас. Но, с учетом них, он стал от меня еще дальше.
Проводить немногое время, свободное от воспитательного процесса, стало немного терпимее. С тех пор как я проявил себя хорошим атлетом, по молчаливому уговору ребят я стал частью 22-го отряда. Благодаря моему природному здоровью и богатому спортивному прошлому в Генераторном, мне удалось заслужить у парней настоящее уважение. Никто из отряда не мог быстрее меня пробежать трехкилометровый кросс, больше раз подтянуться на перекладине или отжаться от земли. Я оказался среди них самым одаренным боксером. А широких от природы плеч и небогатого регбийского опыта в летнем лагере «Юнайтед» оказалось достаточно, чтобы прочно занять место в их команде по регби. Этих достижений оказалось достаточно, чтобы мой неофициальный статус здесь немного изменился.
