меня тяжелым взглядом, который из-под его опухших век смотрелся реально грозно, но тут в разговор некстати влез один из его прихвостней, чем обломал ему всю немую сцену.
— Слышь, падла, ты чё тут млеешь?! Быстро вскочил на ноги, когда с тобой уважаемые люди говорят!
Стоило Бате только дернуть головой в сторону говоруна, как тот сразу же заткнулся и пугливо отступил на полшага. Я не совсем разбираюсь в премудростях этих всех тюремных правил, вроде бы как старший свою шаху заткнул, нужно ли вообще продолжать с ним теперь разговор? В итоге решил его реплику без ответа не оставлять, а заодно пройтись и по всем остальным собравшимся.
— Где ты здесь уважаемых людей увидел? Вы тут все отбросы и уголовники, сидящие друг у друга на головах в проссанном вертепе. И я вас на разговор не вызывал, так что свободны.
Я подобрался, потому что уже начал предвкушать новую драку. Почти грезить, как я заставлю этих ублюдков глотать собственные зубы, сумею вновь ощутить, как мои кулаки будут с влажными шлепками превращать чужие лица в мешанину из крови и боли, как полетят во все стороны кровавые брызги, украшая собой серость этой отвратительной дыры…
Но меня ждал облом, потому что провокация не удалась. Батя не погнушался опуститься передо мной на корточки и почти спокойно проговорить:
— Ты ведь очень пожалеешь, что пришел в чужую хату, нарушил установленный порядок и оскорбил здешних хозяев. Ты понимаешь это?
— Это вы-то хозяева? Вы обычные уркаганы с замашками феодалов, которые привыкли только гонять безропотных овечек. Вы просто стайка псов, что собрались в кучу и посчитали, что они тут самые сильные. И если вы, — я слегка приподнялся на локте, обводя взглядом каждого из зэков, что хмуро слушали этот мой спич и сжимали кулаки, — попытаетесь что-либо мне сделать, то поплатитесь за это очень жестоко. Так ясно?
— А ты вдруг посчитал себя волком? — Ставропольский авторитет никак не показал, что его задело сравнение с собакой, но внутри у него ярко разгорелось жгучее пламя злобы. — Сопляк, ты даже не представляешь, каких даже не волков, а медведей я встречал на своем жизненном пути. И чужих шкур за свои годы я успел скопить прилично. Не боишься, что я окажусь тебе не по зубам, волчок?
Я ухмыльнулся, а перед моими глазами пронеслись лица всех тех, кто тоже считал, что он мне не по зубам. Вагон, Боров, Штырь, Чиж, Серб, Градус, Хан… сколько их всего было? Боюсь, что сейчас не сумею вспомнить даже их всех имен и лиц. И вот сейчас какой-то престарелый провинциальный гопник мне рассказывает про зубы?
От моей кривой улыбки уголовники непроизвольно отступили еще на полшага. Даже Батя немного взбледнул, однако он все же сумел совладать с собой и остался на месте.
— Давай-ка я вам всем тут кое-что объясню. — Я легко вскочил на ноги, отчего уголовники, в этот раз уже вместе с Батей, занервничали и подались еще дальше от меня. — Вот конкретно ты, — я ткнул в грудь ставропольского авторитета пальцем, а потом по очереди стал указывать на каждого из его холуев, — ты, ты, и ты, да и вообще все вы здесь, просто трусливые шавки. Вы ничего мне не сделаете, потому что боитесь меня.
Я резко шагнул к тому разговорчивому зэку, который недавно без разрешения влез в разговор, и шумно втянул носом воздух, находясь в непосредственной близости от его лица. Тот от подобного отшатнулся, чем вызвал у меня еще одну злую ухмылку.
— Я вижу ваш страх, шавки, ведь если бы вы не боялись, то перешли бы от разговоров к действиям сразу же, как только я переступил этот порог. Но вы этого не делаете, потому что чувствуете всей своей пёсьей душонкой, что я поотрываю каждому из вас яйца и заставлю их сожрать. Так что если вы не хотите давиться своим кровавым омлетом, то прямо сейчас отойдете от меня, сядете на свои пропёрженные кроватки, и не будете даже смотреть в мою сторону. Ясно?!
Под конец я не удержался и выпустил совсем крохотную каплю Силы. И с лихвой ее хватило, чтобы и без того перепуганные сидельцы позорно разбежались по шконкам.
Остальные заключенные сделали вид, что трусливый побег местных авторитетов не видели, и что вообще они заняты рассматриванием стен и потолков. Но толика злорадного торжества и зависти до моего восприятия все же докатились.
Посмеиваясь, я вернулся к своему месту отдыха, размышляя, хватит ли теперь вообще этим трусам мужества напасть на меня хотя бы ночью? Но не успел я улечься обратно на свое место, как до меня донеслись легкие отголоски чьей-то боли. Покрутив головой, я отыскал взглядом привалившегося к стене мужичка, что стоял там, опираясь на костыль.
М-да, кто бы мог подумать, что тут даже такие сидят… у него явно какие-то проблемы со здоровьем, потому что в нормальном своем состоянии человек не должен испытывать ничего подобного. Не знаю, что тут забыл этот бедолага, но если держать его поближе, то он может стать моим небольшим козырем, давая мне шанс безотказно точно нанести первый удар. Хотя, к чему удар? Может, мне прямо сейчас следует всех здесь прикончить, не дожидаясь формального повода? Хм-м-м… звучит очень соблазнительно, но именно по этой причине я и опасаюсь, что это снова не мои мысли. Черт, как же все сложно!
Чтобы не идти на поводу у своего кровожадного дара, я стал стараться строго следовать одному единственному правилу: «Убивать только тех, кто хочет мне причинить вред», и никак иначе. Только так я мог быть уверен, что действую обосновано, а не по науськиванию проклятой Силы! Но даже это мне не очень-то помогало, потому что подсознательно я сам шел на эскалацию любого конфликта, прямо-таки желая броситься в очередные разборки. Когда ж это закончится? Смогу ли я теперь вообще когда-либо вернуться к нормальной жизни, или так и останусь двинутым психопатом?!
Постаравшись выбросить из головы невеселые мысли, я снова погрузился в ожидание. Остальные зэки меня сторонились, не желая навлечь гнев своих самопровозглашенных хозяев, и меня никто не тревожил. Однако не успел я толком погрузиться в атмосферу быта российских заключенных, как окошко в двери нашей камеры распахнулось.
— Секирин на выход! К тебе посетители!
Слегка удивившись, что не прошло и суток моего заключения, а ко мне уже пустили кого-то из посетителей, я легко встал и направился к выходу.
По пути услышал горячие перешептывания блатных:
— Слы, Батя, так этот, походу, непростой кекс… посетителей ведь не ко всем подряд водят.
И действительно, в памяти своего марионетки я сумел отыскать, что посторонних в следственный изолятор пускать очень не любят.