— Хотела бы я знать, о чем вы сейчас думаете, святой отец, — улыбается Адель.
Теперь, когда Бун пересел во вторую машину, в салоне джипа стало просторней. И гораздо спокойней, особенно если не смотреть в окна и не слушать проклятия Венцеля, пытающегося объезжать препятствия, словно на гонке, ставка в которой — жизнь.
Я благодарен ей за то, что она отвлекла меня от моих мыслей.
— Я думал об этих созданиях…
— О каких именно? О люперманах или о лохах?
Я мотаю головой:
— Не понимаю вас.
— Лохи — это те, что с длинными руками и маленькой головой. Мы называем их так, потому что достаточно одного выстрела, чтобы распугать их. А вот люперманы — совсем другая история. Это твари, похожие на помесь волка[50] и супермена… Мне кажется, их поэтому так называют. Или это как-то связано со старой породой собак, которая называлась доберман… Как бы то ни было, шутка в том, что ты можешь полностью опустошить магазин, а эти так и не отступят. Мы научились стрелять им по лапам, чтобы замедлить их движение, а потом в какое-нибудь жизненно важное место. Но только не в голову. Я говорю вам это на случай вашей следующей встречи: голова у этих тварей твердая, как сталь. Чтобы пробить ее, нужен гранатомет…
— Откуда вы знаете о них так много? Я думал, вы ученый…
— Эти существа — и есть предмет моей работы. Да и потом, я в большей степени полевой исследователь, чем кабинетный ученый.
«Хаммер» опасно скользит назад при попытке переехать груду обломков. Потом он вновь обретает равновесие и встает прямо.
— Что такое? — вежливо спрашивает Адель, заметив, что я вновь погрузился в размышления.
— Я подумал… Мясо этих созданий…
Женщина широко распахивает глаза.
— О, нет! Только не это! Чистый яд. Поначалу, когда мутации еще не были столь агрессивны, некоторые пробовали питаться этими созданиями… По крайней мере, теми, что… меньше напоминали людей. Но их мясо было смертоносным. Съедавший его сразу же заболевал. И умирал.
— Вы изучали их. Вы знаете их лучше, чем я. Не могли бы вы объяснить мне одну вещь? Как могли они мутировать так сильно всего за двадцать лет? Эти создания кажутся инопланетными. Очевидно, что они происходят от какого-то животного. Но как они могли измениться так быстро?
Прежде чем ответить, Адель долго смотрит в окно. Мрак понемногу отступает, а предшествующая заре серость осаждает тьму. Колеса машины бегут все быстрей, чтобы обогнать смертельные лучи солнца.
— Я тоже часто задавалась этим вопросом, — вздыхает Ломбар, покачивая головой. — Некоторые говорят, что кроме атомных бомб были спущены и другие курки. Еще более страшное оружие. Бактериологическое. Мутагенные вещества. Вполне возможно… Но дело в том, что, по моему мнению, логического объяснения не существует, если только Дарвин не ошибся.
— В каком смысле?
— В том смысле, что эволюция не так неоспорима, как думал он. Что тут могут оказывать влияние другие… силы.
— Другие силы? Что это значит? Какие силы?
— Возможно, вы лучше меня подкованы для того, чтобы отвечать на подобные вопросы.
Я раздумываю над ее странными словами, когда Дюран оборачивается назад, беря в свою руку правую руку Адель.
— Кажется, нам повезло. Видите вон ту башню?
Он показывает на странную нетронутую с виду конструкцию в форме гриба на длинной ножке, возвышающуюся над окутанными снегом руинами маленького города. Достаточно внушительную для того, чтоб выделяться в поднятом ветром мелком снеге.
— Что это?
— Башня акведука. Мы будем там меньше чем через двадцать минут. Если, конечно, богу будет угодно. Помолитесь, чтобы нам не потребовалось сильно больше, потому что мы должны пополнить запасы и подготовиться к ночи.
Венцель прибавляет скорость, пользуясь тем, что этот участок дороги ровный и свободен от остовов машин.
Вокруг нас не видно ничего живого. Дома простой одноэтажной городской постройки окружены ржавыми оградами. Многие здания сгорели, у других нет крыш.
— Ну, это еще ничего, — бормочет Адель.
— Что…?
— Есть хотя бы башня акведука. Я бы не вынесла ночи в одном из этих старых зданий. У меня от них мурашки по коже.
— Почему?
— О, не из-за постройки. Средневековые пережили FUBARD куда лучше, чем многие современные строения.
— Вы тоже так его называете…
— Что называю?
— ЖАН. Обычно говорят Великая Скорбь или Страдание.
— Это вы, священники, говорите так. А люди называют его множеством других названий. Некоторые из них вам не понравились бы. А почему вы не называете его Судным Днем?
— Потому что Судный День — это другое. Это день, в который Небесный Иерусалим сойдет на землю и у нас будут новое небо и новая земля, и Правосудие…
— Посмотрите за окно, отец Дэниэлс! Новое небо и новая земля у нас уже есть. Но они не очень-то хороши, правда? А что касается правосудия…
— Вы видите мир глазами науки. А я — веры.
— О, какие красивые слова! Жаль, что произошедшее случилось из-за науки и что вера не спасла никого в день этого вашего… Страдания.
— В общем, мы оба оказались не в лучшем положении, да?
Адель отвечает мне улыбкой на улыбку.
— Да уж.
Я протягиваю ей руку.
— Мир?
— Мир, — кивает она, пожимая мою руку.
— Почему же вам не нравятся старинные здания?
Она смотрит на меня с неподдельным удивлением.
— Как? Вы ничего не слышали о привидениях?
Я делаю отрицательное движение головой.
— Я бы ни за что не поверила, если бы сама не видела их.
— Своими глазами? Вы видели привидения?
— Да. На станции Аврелия. И еще… Еще в самом немыслимом месте на свете.
— То есть?
— Как-нибудь в другой раз, пожалуй, — резко прерывает нас капитан Дюран. — Приехали.
Джип остановился перед целой с виду оградой: металлическая баррикада, по верху которой протянута колючая проволока. За оградой находится самая невероятная вещь из всех, что я когда-либо видел.
Заправочная станция. Кажется, целая.
Дюран натягивает противогаз. Надевает тяжелый плащ, из тех, что были когда-то на вооружении у военных отрядов на случай ядерной и бактериологической войны. Потом берет автомат, выходит из автомобиля и направляется к воротам, запертым на две тяжелые цепи.
Капитан долго оглядывается. Кажется, что он обшаривает взглядом каждый метр крыши, каждый угол стены.
Потом, удовлетворенный, он достает из кармана связку ключей. Без колебаний выбирает те, что отпирают сначала первый амбарный замок, а затем и второй. Дюран распахивает ворота. Его прикрывают двое солдат с автоматами, нацеленными на разрушенные дома рядом со станцией. Венцель приводит «хаммер» в движение. Медленно, без лишнего шума, как и Дюран, когда снимал цепи.
