– Анекдот есть такой,– перебил я.– Сибирский. Встречаются лиса, волк и медведь. Делятся воспоминаниями: кто как зиму провел.
Я, говорит лиса, на птицефабрику контролером устроилась, поработала неделю, но не удержалась как-то: на две курицы больше запланированного процента убыли съела, недосчитались и выгнали!
А я, говорит волк, в питомник розыскных собак завербовался. Гавкать научился, показатели самые высокие давал… Но однажды не выдержал: кинолога слопал, а они, оказывается, все посчитаны. Еле ноги унес.
А я, сказал медведь, на стройке вот работаю в одной гонконгской фирме. Нормально.
Волк и лиса:
– И что?!
– А там китайцы одни, кто их считает…
– Я этот анекдот уже слышал,– сказал Буркин, бросив на меня внимательный взгляд.– Только там вьетнамцы, помнится, фигурировали… Хочешь сказать, ваш «Алладин» уже в курсе насчет Тайваня?
– Сказать я ничего не хочу,– усмехнулся я.– Это ты сказал. А вывод?
– Вывод, очевидно, таков, что это не общее нарастание тяги честного народа к самоубийствам, а некая локальная функция, коррелирующая… С чем?
Хитрец Серега.
– Так я тебе и выдал все служебные тайны! – усмехнулся я.– Лучше, друзья, я вам гипотезу изложу, которую мой батя вчера надыбал.
Поскольку авторитет Алексея Андреевича Гривы среди моих однокашников был на стратосферной высоте, то оба моих дружка мигом превратились в слух, и я вкратце изложил им идею «нового человека».
– Хм-м…– скептически произнес Сучков.– Ну, я не знаю…
– И сколько вы с батей перед этим приняли? – поинтересовался проницательный Буркин.
– Пустяки. Пару бутылочек калифорнийского.
– Водку надо пить! – назидательно произнес наш сибиряк.– Давайте-ка выпьем за Сучкова-младшего! Чтоб пошел он по батькиным стопам и служил Государю и России доблестно и преданно, как дед его служил и отец служит!
– Спасибо, братцы! – растрогался Иван.
И больше мы о деле в тот вечер не говорили. Только в самом конце, когда рассаживались по вертушкам, Буркин меня тихонько спросил:
– Ну так что там, на Тайване?
Он, конечно, сибиряк. Не опьянеет, даже если водка из ушей потечет. Но я тоже не юная курсистка.
– Жарко там,– говорю.– Душно, грязно, преступность, китайцы кругом. Сам не бывал и тебе не советую.
Глава восемнадцатая
ИГРЫ НА ВЫСШЕМ УРОВНЕ
Мама приехала. И в доме сразу стало тесно. Пыль взметнулась и осела в фильтрах мусоросборников. Перегруженный «домовой» игнорировал все приказы, кроме распоряжений хозяйки. В доме замельтешили какие-то люди: сервис, доставка, профилактика… Батя удрал в институт, а я остался. Мне всегда было любопытно наблюдать, как моя мама, словно жонглер-виртуоз, управляется с множеством предметов и людей, в считанные часы создавая вокруг себя абсолютный хаос, который вдруг волшебным образом превращается в идеальный порядок. В этом было что-то невероятное. В детстве, когда родители каждое лето таскали меня за собой в экспедиции, я не однажды наблюдал эту мамину магию: утром – привычный, в меру упорядоченный археологический лагерь; днем – груды предметов, спущенные палатки, полуразобранные механизмы, взмыленные рабочие, таскающие туда-сюда коробки и ящики… А вечером – аккуратные, промаркированные и опечатанные контейнеры, сотрудники с просветленно-измученными лицами, тоже аккуратно построенные и готовые к погрузке в вертушки… И моя мама, спокойная, сосредоточенная, ледяным голосом предупреждающая кого-то по коммуникатору, что трехминутное опоздание прибытия транспортных средств согласно пункту такому-то обойдется транспортной фирме в столько-то тысяч евро…
На этот раз досмотреть до конца мне не удалось. Снизу донеслось:
– Здравствуй, Ванечка! Как дела, как Клавочка себя чувствует? Как маленький?
– Все хорошо, Марина Антоновна. Здоровы, довольны. От Клавы вам с Алексеем Андреевичем поклон! Артём дома?
– У себя. Тёма!
– Иду! – Я уже спускался по лестнице – мимо электрика, ковыряющегося в щите, мимо мальчишки-посыльного с пластиковым пакетом больше него самого, мимо незнакомых девушек в знакомой униформе «Народной кухни»…
– Как в Анголе, Марина Антоновна, жарко? – светски осведомился подполковник Сучков.
– А сам как думаешь? Нет, в столовую, всё в столовую! (это девочкам в униформе). Ваня, хочешь кофе?
Даже когда Ванька станет генералом (а он непременно станет генералом), для моей мамы он навсегда останется Ванечкой, одним из вечно голодных кадетов, моих друзей-односкамеечников, пятнадцать лет назад взиравших восхищенно на красавицу-жену самого депутата Гривы… Что, впрочем, не мешало им работать челюстями, поглощая «депутатские» расстегаи. В те времена нам вечно хотелось жрать, хотя кормили в Высшей Императорской качественно.
– Спасибо, Марина Антоновна! – расшаркался бывший кадет Сучков.– Хочу, но не могу. Извините, некогда.
– Тогда вечером приходи. Жалко, что Клавочка в клинике. Будет интересно.
– У вас всегда интересно, Марина Антоновна.
Мама заметила меня.
– Вот, Артём, видишь: у Ванечки уже сын, а ты…
– Мама! – возмутился я.– Что ты, в самом деле! Доктор исторических наук – как деревенская бабушка!
– Ты уж повлияй на него, Ванечка! А то, ей-Богу, самой рожать придется…
– Почему бы и нет! – засмеялся Сучков.
– Это, надо полагать, комплимент. Артём, к обеду у нас…
– Мама, я пообедаю в городе,– быстро сказал я, чмокнул ее в щеку.– Пока! – И выскользнул за дверь, увлекая за собой Сучкова.
Вертушка с эмблемой Департамента территорий стояла на лужайке перед домом.
– Ну, выкладывай! – потребовал я, едва мы оказались внутри и Сучков захлопнул дверцу.– Что стряслось?
– Твои приехали,– с видимым неудовольствием произнес подполковник.– Комиссия по пресечению несанкционированных. Желают видеть.
– Добро.
– Это кому как,– проворчал Иван.– Ладно, полетели,– он коснулся сенсора, активируя «болвана» вертушки.
– Эй! – сказал я, увидев, что аппарат разворачивается не туда.– Мы к тебе летим или куда?
– Или куда,– буркнул Сучков.– В Петергоф. Рылом я не вышел ваших боссов принимать. На то есть большие люди из Совета Безопасности. А мы с тобой так, мелкая сошка.
Прибыли мы вовремя. Возможно, даже рано, потому что некоторое время нас продержали в роскошной приемной.
Относились, впрочем, с подобающим пиететом и подчеркнутой вежливостью, хотя здесь, в Императорской резиденции, какой-то там подполковник жандармерии и «лицо, приравненное к рангу младшего камергера», пусть даже и работающее в самой престижной мировой организации,– действительно мелкая сошка.
Двери зала совещаний распахнулись перед нами спустя тридцать пять минут.
