Начался пологий и длинный подъем. Впрочем, Сейд его будто и не заметил, продолжая бежать легко и размеренно. Нанас, убедившись в этом, стал смотреть по сторонам. Пространство вокруг стремительно расширялось, будто спешило показать путникам свои красоты. Стало видно, что здесь, как и раньше, до Колы, главными хозяевами мира являлись лес и снег. Но если снег был везде одинаково белым, то лес тут не мог похвастаться особой густотой, а деревья стали ощутимо ниже. Тут и там вздымались невысокие, каменистые сопки, белели проплешины озерков и болот, петляли меж ними нитки речек и ручьев. Но все-таки главной владычицей мира по-прежнему была тишина.
Внезапно Сейд начал озираться по сторонам, подняв торчком уши. Ход его также замедлился; пса определенно что-то тревожило. Нанас достал из кережи дротик, а в другую руку взял нож. Он тоже стал внимательно приглядываться и прислушиваться, но ничего подозрительного пока не видел и не слышал. Правда, как зрению, так и слуху сильно мешала постылая серая морда, надетая на лицо.
– Что случилось? – спросил Нанас, но Сейд на вопрос не отреагировал. Может, не разобрал из-за морды, а скорее – и сам еще не понимал, что именно вызвало его беспокойство.
Юноша уже стал подумывать, что пора бы в любом случае сделать привал, как Сейд вдруг замер. Остановился и Нанас. На фоне заснеженной дороги он не сразу заметил стоявшую посреди нее в пяти-шести десятках шагов впереди от них белую собаку. А когда увидел ее, изумился. Не столько даже тому, что в этом вымершем месте наконец появилось живое существо, сколько тому, как эта собака выглядела. Даже издалека было видно, что у нее такая же большая и круглая, как у Сейда, голова. И, насколько мог разобрать с такого расстояния Нанас, у собаки тоже отсутствовал хвост. Если бы не цвет, который, в отличие от Сейда, у нее был полностью, без единого пятнышка, белым, можно было с уверенностью сказать, что она с ним единых кровей. Впрочем, с учетом того, что мать Сейда была далеко не белоснежной породы, серо-бурый оттенок его окраса легко объяснялся.
– Вот так, – сказал вдруг Нанас.
Сейд оглянулся на него и почти по-человечески кивнул. Похоже, пес тоже был ошарашен. Однако он быстро отвернулся от Нанаса и вновь устремил взгляд на собаку. Их взгляды встретились. Сейд превратился в камень. Собака тоже не шевелилась. Нанас мог бы поспорить – было бы с кем, – что между ними идет оживленный бессловесный разговор. Опасаясь ему помешать, он тоже замер, боясь шелохнуться. И подумал вдруг: а где же остальная стая? Не может ведь эта собака жить тут одна. Что тогда получается: стая их учуяла, а эту собаку послали разузнать, что тут и как? Вот она разузнала, что их всего двое, вернется сейчас к своим, «расскажет», и… жди нападения? Ладно, если стая небольшая, пять – семь зверюг, тогда еще, может, и справимся. А если больше? Все тогда, приехали, что называется. Однако развивать эту мысль дальше Нанас не стал. Изменить он все равно ничего не мог, так что незачем и думать попусту. И он вновь стал наблюдать за безмолвным собачьим «разговором».
Прошло немало времени, прежде чем белая собака отвела взгляд в сторону, встряхнулась, будто вылезла из воды, и уверенно затрусила к ним. Приблизившись к Сейду, она вытянула к нему такую же, как у того, плоскую морду, их носы коснулись друг друга, словно в поцелуе, и Нанас заметил в желтых, точь-в-точь таких же, что и у белоснежной собаки, глазах Сейда столь неподдельную, сумасшедшую радость, что у него мелькнула невольная мысль: «Точно, одно племя. Отпустить его, что ли?» Но он тут же испугался этой мысли: один, без оленей, а теперь и без Сейда, он точно пропадет! Да и не оставит его верный друг, как бы тяжело у того ни было на сердце.
Но то, что произошло дальше, повергло его в еще большее изумление. Деловито обнюхав друг друга во всех полагающихся местах, Сейд и собака замерли бок о бок, будто оленья спарка. Верный друг обернулся.
«Чего застыл, не холодно, вроде, – сказал его ликующий взгляд. – Запрягай давай, поскачем дальше!»
Нанас сглотнул и опустился на край кережи – ноги от волнения перестали его держать. Сорвав маску – перехватило дыхание, – он начал жадно глотать воздух. В глазах вдруг защипало, и вряд ли это случилось из-за радиации. Слегка отдышавшись, он сказал терпеливо ожидавшей его паре:
– Э, нет, ребята, так не пойдет. Давайте-ка перекусим сначала. Видите, я уже на ногах не стою.
Он протянул руку и достал опустевший лосиный желудок. Там оставалось четыре куска мяса и последняя из подстреленных вечером куропаток. По одному куску он протянул Сейду и белой собаке, два других решил поджарить и скормить им теплыми. Сам же он мог обойтись куропаткой и чаем, а если покажется мало, можно будет сварить похлебку из вяленой рыбы, несколько плоских «щепок» которой валялось на дне кережи.
Распрягая Сейда, он обратил внимание, с каким вниманием и любопытством разглядывает его белая собака. Взгляд ее желтых глаз был не менее умным, чем у Сейда.
– Что смотришь, нравлюсь? – усмехнулся он.
Собака едва заметно дернула головой, будто кивнула.
– Значит, давай знакомиться. Я – Нанас. А тебя я стану называть Снежком, договорились?
Сейд вдруг столь негодующе фыркнул, что Нанас сразу все понял и мысленно настучал себе по лбу.
– Тогда Снежкой, – быстро поправился он.
На это никто возражать не стал.
Костер он развел быстро – есть уже хотелось нестерпимо, поэтому куропатку решено было для скорости поджарить, а не варить. На огонь же Нанас сразу поставил котел для чая – большой, чтобы отлить теплой воды и собакам.
Съев куропатку, он почувствовал, что голод, хоть и не прошел окончательно, слегка поутих, и решил все же не трогать рыбу. Да и собакам пожарил один кусок на двоих, оставив последний им же на вечер. Кто знает, удастся ли добыть что-либо еще, – что-то ему не нравился здешний жиденький лес, такой же низкий и кривой, перепутанный, как и перед отвороткой на Колу. Может быть, когда они отъедут подальше, станет получше, но это будет уже завтра. А сегодня перед сном есть тоже захочется.
Напившись до отвала чаю и напоив собак, юноша потянулся и сказал:
– Значит, так. Едем, пока не устанете или пока не стемнеет. Учуете что живое – дайте знать, запасов у нас почти не осталось.
Заночуем, а потом двинемся дальше. Очень бы хотелось завтра добраться до Видяева. Но жилы не рвите. Как выйдет, так и доедем.
Надев на собак упряжь, Нанас встал позади кережи, натянул на лицо ненавистную морду и, собираясь подтолкнуть нарты, сказал:
– Ну, поехали легохонько.
Однако новоиспеченные «олени» с места не двинулись. Сейд обернулся, перевел взгляд с него на кережу и призывно рыкнул.
