– Простите профессор…
– Ладно, ступай…
Помощник ушел, а профессор, выпив еще одну таблетку для повышения сил и усиления концентрации внимания, погрузился в изучение данных. И чем больше он изучал полученные данные, тем все более странными они ему казались, но понимание того, что именно странно, ускользало от него.
– Интересно… очень интересно…
Отложив распечатки Грин загрузил данные в свой компьютер чтобы посмотреть все результаты.
Выведя на экран геномную карту сахарианца, профессор почувствовал, как с перебоями заработало сердце, а потом и вовсе начало твориться что-то ужасное.
– Проклятье… – прохрипел он.
Схватившись правой рукой за грудь, Эдвард Грин упал на стол, а потом сполз на пол, хрипя и задыхаясь.
Когда по очередному вопросу для консультации к профессору зашел один из его подчиненных, все давно было кончено.
– Это очень большая потеря для нас… невосполнимая, – сказал Ремезов, когда Владимир Хеннес сообщил президенту колонии о случившейся трагедии.
Президента чуть самого удар от горького известия не хватил. Антон Николаевич прекрасно понимал, что потеряла колония со смертью профессора. Второго такого у них нет, даже близко. Может кто-то еще подтянется, вырастет в профессиональном плане, это неизбежно, но на это нужно время, к тому же такой рост тоже не обходится без последствий, ошибок, а все ошибки в столь суровых условиях оплачиваются как правило жизнями.
Ремезов предпочел бы потерять еще тысячу человек или даже все десять, лишь бы жил профессор Грин. Потому как с его смертью погибнут не тысячи, а многие десятки, возможно даже сотни тысяч колонистов, а их и так с каждым днем становится все меньше. Вот-вот будет пройдет порог в пятьсот тысяч. В одном модуле вообще жрут друг друга…
– Но вы знаете, что нужно делать? – спросил после долгой паузы Ремезов. – Я про расшифрованный геном сахарианцев?
– Да… Мы приложим все силы.
– Тогда работайте. Я прекрасно понимаю, что смерть профессора, вашего учителя, для вас особенно тяжела, но работу прекращать нельзя. Каждый день на счету и это не преувеличение. От этого проекта действительно зависит наше с вами существование.
– Я понимаю господин президент. Проект станет для нас приоритетным, – заверил Ремезова Владимир Хеннес.
Ремезов кивнул, понимая, что профессор негативно относился к подобному решению вопроса с аборигенами, и мог заниматься им вполсилы, но все же мог сделать его даже левой ногой. Его же подчиненным придется приложить все силы, из кожи вон лезть, чтобы довести работу до конца.
– Докладывайте мне о ходе работ каждый день. Я должен быть в курсе всех проблем.
– Хорошо господин президент.
– Удачи.
– Спасибо.
Президент отключился, а Владимир, заняв место профессора, пару минут поизучав генетическую карту сахарианцев одновременно привыкая к новому статусу, созвал научный совет. Нужно подстегнуть всех работников, совершенно расклеившихся со смертью профессора Грина, ведь он для них всех был локомотивом.
«Боже, дай нам сил», – мысленно попросил доктор Хеннес, только сейчас осознав, какая тяжелая ноша свалилась на его плечи и тем удивительнее, что ее нес такой старый человек.
– Но, в конце концов, она все же его придавила точно бетонная плита…
Шло время. Сахара наматывая круги вокруг своего газового хозяина все дальше удалялась вместе с ним от жаркого светила. Наступала зима, а вместе с ней падала запредельная температура и уже почти не беспокоили солнечные вспышки.
Все это время аборигены не оставляли попыток уничтожить пришельцев забрасывая их модули мощными бомбами. Но не зря говорят: капля камень точит. Сахарианцам все же удалось взломать взрывами целых пять модулей. Один из них пострадал незначительно. Аборигены забросали проемы напалмовыми бомбами, выжгли верхние этажи, но дальше дело не пошло. Огонь удалось отсечь, и жертвы оказались невелики.
Еще три модуля пострадали довольно серьезно, благодаря тому, что аборигены сменили тактику и взрывали уже стены в районе грузовых дверей. В этих трех модулях погибло почти по тысяче человек. Не говоря уже о раненых.
А пятому модулю не повезло совершенно. Все его жители были уничтожены ворвавшимся в раскуроченные двери десантом и огнем.
Общие потери колонистов за осень от самоубийств, гибели от голода, болезней, каннибализма, нападения аборигенов составили свыше двадцати тысяч человек. Теперь колония насчитывала немногим более пятисот тысяч человек от миллиона, что стартовали с Земли.
С наступлением зимы, воцарением почти нормальных для человека температур, нападения прекратились. Как отрезало. Довольно долго люди думали, что это какая-то извращенная тактика сахарианцев, но время шло, а атак все не было. Люди даже начали беспокоиться. Оказывается они так сильно привыкли к мысли, что кого-то постоянно бомбардируют, что тишина стала для них неестественной, пугающей еще больше шума взрывов.
Но в конце концов, люди настолько осмелели, или может им уже стало настолько все равно, что решились выйти из своих скорлупок и даже начать транспортное сообщение между модулями и даже восстановить полноценное водоснабжение. И никто не тронул рабочих.
– У кого какие мнения по поводу бездействия аборигенов? – спросил Ремезов, во время первого после долго перерыва собрания, на котором и подвели печальные итоги осени. – Уж больно оно мне кажется подозрительным. Не плюнули же ведь они от нас?!
Несколько человек невесело усмехнулось. Предположить такое действительно сложно. Другие пожимали плечами и переглядывались между собой не зная что и думать.
– Да кто их знает тварей этих ублюдочных?! – резко сказал Череп, выказав общее мнение. – Как пить дай, какую-нибудь гадость против нас готовят! Что же еще?!
– Вполне возможно и даже скорее всего так, – согласился Ремезов. – Но вот вопрос, зачем им устраивать перерыв? Бей без остановки и любой даже самый крепкий орех рано или поздно обязательно расколется. Они кстати добились в этом определенных успехов, следовало только еще немного усилить натиск и, на нас можно было бы ставить жирный крест. Так в чем же дело?
– Чужая душа – потемки, – пожал плечами Череп. – Может, решили сделать замах молотком пошире, чтобы расколоть нас одним ударом и наверняка? Для этого нужно больше времени и концентрации всех сил без разменивания на мелкие удары.
– Я могу только предположить, – начал было Эрик Махов.
– Ну-ну, говори же, – подбодрил его Ремезов.
– Я могу только предположить что все дело в снижении температуры.
– В смысле?
– В прямом. Моя жена как вы знаете пилот, так я нахватался у нее немного… Так вот, земля остывает, стали значительно слабее восходящие воздушные потоки. Теперь сахарианцы не могут пользоваться своими дельтапланами так же эффективно как раньше. Летать на разведку еще куда ни шло, а вот перевозить значительные грузы, вроде тех тяжелых бомб-молотков вскрывающих наши модули как орехи и десант теперь невозможно. Нет необходимой подъемной силы.
