И сад…
– У дома невероятная аура, – сказал Хэ, когда они вышли наружу. Молодой человек плохо разбирался в таких высоких материях, как ауры, но этот дом он действительно чувствовал. Дом был как будто живой, напоминал могучего дремлющего зверя, добродушного и милого, но лишь для своих. Дракона.
– Это дом генерала Ляо.
На лице Хэ отразилось немое удивление. Удивление и восхищение. Хэ знал, кто такой Ляо. Вернее, кем он был. Великий человек. Ляо исчез. Скорее всего, его больше нет в числе живых. Однако, если верить Фа, Ляо невозможно убить. Исчезновение великого человека приписывалось Чудовищу.
– Этот проект много дороже, чем ты можешь себе представить, – все-таки Фа слышал оброненную Хэ фразу. И не оставил ее без внимания. Значит, молодому дракону нужно знать о цене, которую заплатит его народ. – Но проект того стоит. Ты знаешь, что русские затеяли возню у самых наших границ. Санкт-Петербург слаб и беспомощен. Россия не представляет особой угрозы, они сами в себя не верят. Но эта их новая Сибирская Республика…
Фа покачал головой.
– Сборище целеустремленных, деятельных обезьян. У них нет ничего, у них нет собственной Традиции. Это и пугает – пустота засасывает, она растворяет в себе.
– Но ведь мы вместе с сибиряками строим железнодорожную ветку на Станцию. В лучшую жизнь. Они помогают нам спасти наш народ, – удивился Хэ.
– Наше спасение здесь, здесь наша Традиция. А миры, которые открыло Чудовище…
– Но… – начал было Хэ, но наставник словно и не слышал его.
– Мне страшно, Хэ. Но мы справимся. И то, что ты добудешь для нас в Африке, сделает нас непобедимыми.
18. В последние пару дней. Тюремный остров
Через проем окна, кое-как закрытый куском треснувшего, зазубренного по краям стекла, четверка была видна хорошо. Илюмжинов, как обычно, во главе. Не надо обладать сверхъестественным слухом, чтобы понять, о чем они там говорят.
Вайс нервно выстукивал на столешнице какой-то маршевый ритм, зубы остервенело грызли нижнюю губу, глаза неотрывно наблюдали за происходящим снаружи. Иоганн не знал, что делать. У него имелось несколько вариантов решения проблемы, но он никак не мог решить, какой предпочтительней.
Моралеса не было уже второй день. Разговоры ходили разные, но у Вайса особых сомнений не вызывало, что Хоакин не вернется. Что с ним случилось – это уже вопрос десятый. Первым в повестке стояло – как остаться живым ему самому.
Как удержать власть, призрачную и совершенно ему ненужную, уже не волновало. Вайс к власти никогда не стремился и, если бы не Моралес…
А что Моралес? Ведь Иоганн сам выбрал этот путь – путь страха за себя и чувства превосходства перед другими. Он дрожал от одного только взгляда босса, от Моралеса исходило постоянное ощущение угрозы, из страха Вайс выполнял все его прихоти, был готов исполнить любой приказ. Иногда даже предвосхищал повеления начальника, надеясь снискать похвалу. Но на похвалу Моралес был скуп. Сволочью он был, надо сказать, порядочной, этот Моралес.
Иоганн резко стукнул кулаком по столу. Моралесовому, кстати, столу. Со стопки в углу посыпались бумаги.
Все у него тут аккуратненько, все учтено, разложено по полочкам. Вайс, не глядя, вернул упавшие листки на место – чего их читать, большую часть он сам и написал. Личный ординарец Моралеса. Доверенное лицо по особым поручениям самого короля «Африки»! Вот теперь приходится расхлебывать близость к августейшей, так сказать, особе.
Итак, настало время действовать. Только как? Моралес никогда ни с кем не советовался. Никто не знал, что босс выкинет в следующий момент. А решения у него были предельно жесткие, но, надо отдать ему должное, и – предельно эффективные. А что мог он, Вайс? Слабый, не приспособленный к военным условиям машинист?
«Так, не раскисать!» – сказал он сам себе.
Вариантов на самом деле было не так уж много. Сразу расстрелять заговорщиков – вон, их там уже семеро собралось. Те тоже мнутся, не решаются революцию устраивать. Может быть, все обойдется? Нет, нечего себя утешать, все держится на страхе перед Моралесом – прошло всего три дня, а вдруг он вернется? Пока еще время есть, но с каждым часом надежды все меньше.
Добровольно отречься от власти и объявить выборы нового правителя? Да не нужна ему эта власть, нате, забирайте! И заберут, долго упрашивать не придется. Только его в живых не оставят – зачем нужен Вайс, он слишком много знает. Нет, отречение это заведомый проигрыш.
Иоганн был убежден, что оба варианта только спровоцируют хаос – урки тут же начнут войну, выясняя, какая из группировок круче. Так что тогда?!
Нужно найти Хоакина. Куда бы тот ни запропастился. Куда, в конце концов, он мог деться с острова?
Вайс видел только один вариант избежать проблем – отправиться на поиски Моралеса. Если босса все-таки удастся найти, это устранит ненужные трудности и возвысит его в глазах самого Хоакина. Если не удастся – как минимум Вайс сможет избежать прямого столкновения с претендентами на опустевший престол, его просто не будет здесь во время мятежа. Хотя это будет уже не мятеж, это будет вакханалия.
– Гаарс, займись сборами, – сказал Иоганн одному из охранников Администрации поселения «Африка». Именно так Моралес предпочитал называть этот сарай. – Мы отправляемся на поиски босса.
Гаарс, вечно насупленный детина с огромными кулачищами, бросил недоброжелательный взгляд на нового начальника, но, ничего не сказав, вышел из кабинета. Моралесова, опять же, кабинета. Никто не желает признавать здесь Вайса. Даже эти мордовороты, прикормленные Хоакином. Не все из них были профессиональными бойцами. Большинство вообще не отличалось какой-то особенной физической силой. У них была только одна общая особенность – все были готовы без колебаний отдать за Моралеса жизнь.
Хоакин умел найти подход к каждому. В этом ему не откажешь. Бывало, что даже боссу изменяло природное чутье – он не знал, чем взять очередного проходимца. Вернее, с чутьем у Моралеса как раз было все в порядке – лишних в «Африке» не водилось, если не знаешь, чем себя занять, причем так, чтобы быть полезным всему Поселению и Моралесу лично, то жизнь – развлечение не для тебя. Если босс не находил применения человеку, значит, это не человек. Это еда.
Те, кто выжил во времена великой чистки первых месяцев после землетрясения, боготворили Моралеса. Не все, но большинство. Остальные были живы лишь по одной причине – они зачем-то понадобились боссу. Кто-то этого не понимал, однако сути вопроса их непонимание не меняло.
А Вайс так не умел. Не знал он, чем занять людей, чем привлечь их. Как убедить, что нужен им. Ведь он и сам сомневался в собственной нужности. Вот Хоакин сомнений не ведал. Если бил, то бил сразу, без замаха. Если любил, то… Хотя, никого этот гад не любил.
